Риса берет его за руку.
— Надеюсь, это стоит всех наших мытарств.
Только что стемнело. Здесь их четверо: Коннор, Риса, Соня и Грейс. От Бо хозяйка быстро избавилась, отправив его в подпол решать какой-то мелочный территориальный спор, возникший в период безвластия:
— Без тебя, Бо, все там внизу идет к чертям собачьим. Ступай-ка наведи порядок.
Коннор во время ее краткой речи отвернулся, не то его ухмылка, чего доброго, выдала бы руководителю «подполья», как легко его только что обвели вокруг пальца. Перед поездкой в Колумбус Бо сообщили лишь, за чем они туда отправляются, но не для чего нужны добытые клетки.
— Это лекарство для моего больного бедра, — без зазрения совести врала Соня, — чтобы мне не пришлось вставлять запасное от какого-нибудь несчастного расплета.
Бо принял все за чистую монету: частично оттого, что в нынешних обстоятельствах это было похоже на правду, но на самом деле потому, что Соня — превосходная лгунья. Можно сказать, что половину успеха ее коммерции обеспечивают россказни, которые она плетет покупателям о своем антиквариате. Уже не говоря о ее достижениях на поприще укрывательства беглых расплетов.
Заправив волшебное желе в принтер, Соня поворачивается к ним:
— Ну, кто возьмет на себя почетную обязанность?
Коннор, находящийся ближе всех к контрольной панели, нажимает на кнопку «вкл», а после секундной заминки на маленькую зеленую кнопочку «печать». Щелчок — и устройство, загудев, оживает. Зрители слегка подскакивают от неожиданности. Так просто?! Нажал на «печать» — и все? Коннор приходит к выводу: как бы далеко ни продвинулись технологии, всё в конечном итоге сводится к тому, что человек нажимает на кнопку или перебрасывает выключатель.
— И что он сейчас выдаст? — Грейс озвучивает вопрос, который занимает всех.
Соня пожимает плечами.
— То, на что Дженсон запрограммировал его в последний раз.
Глаза Сони на миг теряют свой блеск, когда старая женщина вспоминает о муже и пытается побороть свою боль. Дженсона Рейншильда нет в живых уже лет тридцать, но их любовь неподвластна времени.
Все пристально наблюдают за тем, как рабочая головка принтера бегает туда-сюда над чашкой Петри, накладывая тончайшие клеточные слои. Через несколько минут в чашке начинает вырисовываться бледный призрак какого-то органа — продолговатого, примерно трех дюймов в ширину.
Первой догадывается Риса:
— Это… Это ухо?
— Думаю да, — отзывается Соня.
Во всем этом есть что-то и чудесное, и пугающее. Как будто наблюдаешь за жизнью, зарождающейся из «первичного бульона».
— Работает, значит, — говорит Коннор, у которого не хватает терпения дождаться конца процесса. Соня молчит — она выскажется, когда завершится весь цикл. Проходит пятнадцать минут — и воцаряется внезапная тишина, от которой все опять подскакивают, в точности как тогда, когда принтер включился.