Она вздохнула, и Уоррик задержал дыхание в ожидании, когда откроются ее сапфировые глаза. Приоткрылись губы. Он помнил их пухлость, помнил их горячие прикосновения, когда она старательно трудилась, чтобы добиться ответа от его тела. Ее льняные пряди теперь заплетены в две толстые косы, одна сейчас под ней, другая, изгибаясь, спускалась на грудь. Он помнил эти груди, тугие и полные, и то, что он не трогал и не целовал их, тогда возбуждало еще больше, способствовало его поражению. Теперь он их будет трогать, и Уоррик едва удерживался, чтобы не расстегнуть ее рубашку. Но нет. Пока нет. Она должна полностью сознавать все, что он делает с ней, так же, как он сознавал все, что она делала с ним.
Она потянулась, издав тихий вздох, потом замерла, почувствовав, что рука ее дотронулась до холодного железа. Уоррик видел, как она нахмурилась, пытаясь понять, что это.
– Сувенир, – объяснил он, – из Киркбурга.
Она вскинула глаза, огромные, широко открытые глаза на маленьком лице, и издала звук, похожий на стон. Она боялась, но она боялась его чересчур, на лице ее был написан ужас. Он придет в ярость, если она снова свалится в обморок.
Ровена хотела бы опять потерять сознание. Боже милостивый, неудивительно, что она провела этот месяц в темнице. Оказывается, дело не в ее владениях. Она умрет, но не просто от голода. Она припомнила, что это за человек, и поняла, что, возможно, он замучает ее до смерти. Теперь понятно, почему он так отчаянно сопротивлялся в Киркбурге. Никакой он не виллан, а влиятельнейший лорд, военный предводитель, человек, с которым никто не посмел бы так обращаться, как обошлись с ним они. И Гилберт, слепец, этот дурак, даже не узнал, что он захватил своего главного врага. Похоже, что и Фулкхест, в свою очередь, не знает, кто она и что тот, кто посмел похитить его, был его худший враг.
Смех забулькал у нее в горле. Она не могла остановиться. Если она еще не сошла с ума, то скоро, точно, сойдет. Он стоял сбоку и, хмурясь, наблюдал за ней. И она считала его красивым? Иллюзия. Этот рот, эти неприязненные холодные глаза – живой кошмар, человек, который является воплощением жестокости во всем.
Ее начала бить нервная дрожь. Он наклонился, положил руку ей на горло и сжал его.
– Если ты опять упадешь в обморок, я тебя изобью, – прорычал Уоррик.
Однако он отпустил ее и отошел от кровати. Сжавшись в комок, она наблюдала за ним, но он просто подошел к холодному камину и остался там стоять, глядя на него.
Сзади он казался не монстром, а обычным человеком. Его темно-золотые волосы не были по-настоящему кудрявыми, а просто загибались волной у шеи. На вид они были мягкими, хотя она ни разу тогда не решилась приблизить свою руку так близко к его голове, чтобы потрогать их. Его фигура впечатляла. Она знала, что он должен быть высок, но не настолько. Он сдерживал сейчас свои эмоции, это видно по тому, как напряглись его плечи и спина.