— Ясно, что тебе нужно сделать, — сказала она, — изобрести машину времени.
— Что теоретически невозможно.
— Ну вот, ты опять мыслишь негативно. Если ты способен сделать батарейку из лимона, то тебе все должно быть нипочем. Уверена, ты бы справился.
— Ты едва меня знаешь.
— Но я могу утверждать. У меня есть чутье. Дуглас, однажды ты совершишь нечто удивительное.
Разумеется, она была далеко не трезва, и пусть это длилось не больше секунды, мне показалось, что она действительно поверила в меня. Даже что это могло быть правдой.
Итак, мы продолжали путешествие, теперь втроем, в приятном, как мне казалось, молчании, удрав из Лондона через черный ход и всплыв на поверхность посреди унылого сельского пейзажа — сплошные столбы и дороги, внезапный проблеск реки — Медуэй, что ли? — заполненной прогулочными катерами, хандрящими под облачным английским летним небом, затем лесистые клочки и снова дороги. Вскоре кондуктор объявил, что мы въезжаем в туннель под Ламаншем, и пассажиры послушно уставились в окна в надежде увидеть — что? Косяки цветных рыбок, проплывающих мимо аквариумного стекла? Туннель под морем никогда не оправдывает ожиданий, но тем не менее все равно является достижением. Кто спроектировал туннель под Ламаншем? Никто не знает имени. Больше нет Брюнелей и Стивенсонов[10], и туннели по своей природе никогда не получают столько же внимания, сколько великие мосты, но все же являются великим достижением. Я высказал эту мысль вслух — что туннели недооценены и какое это чудо, в самом деле, представлять, что над нашими головами огромные массы породы и воды, и в то же время чувствовать себя в безопасности.
— А я не чувствую себя в безопасности, — сказал Алби.
Я откинулся на спинку кресла. Инженерное дело… Почему мой сын не заинтересовался инженерным делом?
За окном начинался день, сначала шли ровные ряды заборов, бетонных бункеров и откосов, их сменил приятный сельский пейзаж одинаковых равнин, протянувшихся до самого Парижа. Разумеется, это заблуждение, что пересечение условных границ на карте сопровождается изменением настроения. Поле и есть поле, а дерево — это дерево, однако то, что мы сейчас видели, могло быть только Францией, да и сама атмосфера в поезде изменилась, хотя, может быть, это только казалось: пассажиры-французы излучали довольство, что возвращаются домой, а все остальные — радостное возбуждение оттого, что наконец-то находятся «за границей».
— Ну вот и добрались! Франция!
И даже Алби не нашел что возразить.
Я уснул, шея затекла, челюсти крепко сцепились, голова, прислоненная к окну, вибрировала, потом я проснулся где-то в середине дня, когда начались предместья Парижа. Алби заметно оживился при виде граффити и городской грязи. Я раздал полипропиленовые папки формата А4 с маршрутами по Северной Европе, адресами отелей, номерами телефонов, расписанием поездов; отдельным списком шли экскурсии и развлечения.