— Нехорошо, — согласилась принцесса. Фьерден всегда истово настаивал на том, чтобы иметь в стране представителей. Если Эшгресс покинул страну, то он действовал по личному приказу вирна. Попахивало полным отказом дереитов от Теода.
— Я боюсь, Ин. — От слов отца мурашки побежали у нее по коже. Он был одним из самых бесстрашных людей.
— Ты не должен так говорить.
— Я признался только тебе. Я хочу, чтобы ты понимала, насколько серьезно наше положение.
— Я знаю, — ответила Сарин. — Я понимаю. В Каи появился джьерн.
Эвентио пробормотал несколько проклятий, которых она никогда от него не слышала.
— Я справлюсь с ним, отец, — поторопилась добавить принцесса. — Мы не спускаем друг с друга глаз.
— Кто это?
— Его зовут Хратен.
Отец снова чертыхнулся, еще более зло.
— Идос Доми, Сарин! Ты не знаешь, кто он? Хратен получил назначение в Дюладел за полгода до падения республики.
— Я догадывалась.
— Я хочу, чтобы ты вернулась. Джьерн чрезвычайно опасен — ты знаешь, сколько людей погибло во время дюладелской революции? Десятки тысяч!
— Отец, я знаю.
— Я высылаю за тобой корабль. Мы построим оборону здесь, куда не ступает нога джьернов.
— Я не уеду, — без колебаний ответила девушка.
— Сарин, подумай. — Король перешел на спокойный, просительный тон, к которому он прибегал, когда хотел добиться чего-то от дочери. Обычно ему это удавалось: отец являлся одним из немногих людей, кто мог уговорить ее передумать. — Всем известно, что арелонское правительство село в лужу. Если Хратен ухитрился перевернуть Дюладел, ему не составит труда проделать то же самое в Арелоне. У тебя не будет надежды остановить его, если против тебя выступит целая страна.
— Я должна остаться, независимо от успеха.
— Чем ты им обязана, Сарин? — умолял король. — Мужу, с которым толком не знакома? Чужому народу?
— Я — дочь арелонского короля.
— Ты также дочь теоданского. Какая разница? Здесь люди знают и уважают тебя.
— Они знают меня, отец, но уважение… — Сарин откинулась на спинку стула, слова оставляли во рту кислый привкус. На нее нахлынули старые чувства, которые заставили покинуть родину, променять ее на чужую землю.
— Я не понимаю, Ин. — В голосе короля слышалось страдание.
Сарин вздохнула и закрыла глаза.
— Ох, отец, ты никогда этого не замечал. Для тебя я всегда была радостью — красивой умницей-дочкой. Никто не осмеливался сказать тебе, что обо мне думают.
— О чем ты говоришь?! — К Эвентио вернулись властные нотки монарха.
— Отец. Мне почти двадцать пять, и я прямолинейна, умна и часто говорю в глаза обидные вещи. Ты должен был заметить, что никто не пытался искать моей руки.