— Кали? — обратился я к мужчине, чтобы что-нибудь сказать.
— Кали, Кали, — заулыбался мужчина.
— Шива?
— Сива, Сива, — улыбаясь, подтвердил он.
И теперь, задремывая, вижу переливающийся дымчатый шар, который для опытного зрения слоится миллионом реальностей.
Вот что цепко держала богиня смерти Кали всеми своими руками.
Вот чему улыбался мужчина во дворе храма.
Вот чему улыбались бритоголовые, расходясь после церемонии сожжения красных катафалков.
И шар кружится, перекатывается в пустоте и показывает нам то, что мы способны увидеть — и очень многое, что мы просто не видим или пока не видим… Миллионы человеческих глаз вглядываются в незримое — слишком шумное для нашего зрения…
Между тем, в темноте шум тропического ливня как-то перестал походить на самого себя. Я прислушался: теперь он был больше похож на звуки летнего дождя, который барабанит по московским крышам. Было слышно, как неистовые струи ударяются о железо и об асфальт. Как где-то рядом гремит и жалуется водосточная труба всеми своими ржавыми ревматическими коленами. Просветлело, и правда обозначила себя нашей московской квартирой, с темными квадратами картин и голым предрассветным окном.
Спящая рядом легко вздохнула и открыла глаза — в моей реальности или где? Смотрю — и не узнаю.