Дюпон и «Фокскэтчер», конечно же, не относились к числу стабильных факторов. Я мог бы выиграть еще два или три чемпионата мира, если бы занимался в стабильном спортивном центре. Я мог бы по крайней мере еще лет пять принимать участие в чемпионатах, если бы Федерация спортивной борьбы США предоставляла мне жалкие десять тысяч долларов в год. Я мог бы заниматься этим делом. Прежде мне приходилось заниматься им.
Но вместо этого такие парни, как я, с невероятным опытом, способностями, настроем и мотивацией, были вынуждены, чтобы выжить, опускаться до такого жалкого существования, как поддержка со стороны Джона Дюпона. Команда «Фокскэтчер» стала практически единственным местом, где борцы могли выживать в финансовом отношении, участвуя в различных соревнованиях, – до тех пор, пока Дюпон получал то признание, которое он хотел, а Федерация спортивной борьбы США получала от него деньги, которые она хотела. Все наши борцы отказались от того, что они заслуживали: от уважения и справедливости в борьбе за выживание.
Дюпон воспользовался моим именем для того, чтобы обеспечить себе власть и авторитет в борцовском мире. Если бы я выиграл золотую медаль, это бы укрепило его положение в мире спорта и заставило людей поверить, что он был безобидным филантропом. А это было бы ложью.
Дюпон любил повторять, что он готов решить все финансовые проблемы, чтобы я мог сосредоточиться только на борьбе. Однако он не упоминал при этом, что, решив все финансовые проблемы, он взамен создаст одну-единственную, громадную, совершенно непреодолимую проблему в лице самого себя. Я не мог смириться с мыслью, что Дюпон мог предстать в качестве образца для подражания, в качестве хорошего руководителя. Он не был ни тем, ни другим. У него были мотивы, чтобы платить всем тем, кто был готов петь дифирамбы в его адрес, которые он так жаждал услышать.
Однажды в раздевалке он угрожал сломать мою карьеру. И он сделал это, сукин сын.
Я просто не мог позволить ему получить то, что он хотел больше всего на свете: хорошую репутацию. Я не мог больше помогать ему в этом. Я не мог больше мириться с этим.
После двадцати семи лет занятия борьбой, всего того, через что я прошел, и немыслимых жертв ради того, кем я стал, единственно возможным способом оказать сопротивление оказалось отказаться от глухой обороны – и от самой борьбы.