– Как он погиб?
– Блокаду прорвали 18 января 44-го года, за день или два до этого папа приехал к нам на побывку. Он уже знал, что предстоит знаменитый «пятачок» – кровавое месиво на Синявинских болотах. Выиграли этот бой только потому, что немцев закидали людьми. Видимо, и на побывку отпустили, чтобы попрощался. Я этот момент хорошо запомнила. Во-первых, я папу увидела. А во-вторых, он нам привез буханку хлеба, это был праздник. Он нам сказал: «Я ничего не имею вам рассказать, но скоро вы услышите что-то очень важное». Уехал – и мы вскоре узнали, что блокаду прорвали, что немцы отброшены. Больше мы от отца никаких известий не получали, а в 45-м пришла бумажка, что он пропал без вести. Мама осталась вдовой и замуж больше не вышла, всю жизнь посвятила мне…
– Я считала, что блокаду прорвали 27 января.
– Это окончательное снятие блокады. Этот день я тоже хорошо помню, это ведь мои именины, именины Нины. Мы за столом сидели и пили чай – наверное, дело было к вечеру, темно было. И вдруг услышали про снятие блокады. Мне вам не передать, что было! Все выскочили на улицу, народ бежал, кричал, плакал, смеялся, все были, как безумные. Меня на руки подхватил какой-то военный, целовал, обнимал. Всей толпой мы прибежали на Неву, там стояли корабли. Все, что могло стрелять, стреляло, все было в заревах. Когда мы вернулись домой, у нас от этого немыслимого грохота мебель отошла от стен.
– Вы знали про казнь пленных немцев? Вообще с пленными сталкивались?
– Про казнь не слышала и не помню. Но помню, как немцы работали во дворе филфака на Васильевском и моя подружка научила меня их дразнить (мы тогда в школу ходили). И я им кричала: «Dreck mit Pfeffer!»
– Это что значит?
– Говно с перцем! И когда проходили немцы, я им это кричала вслед.
– Вы в семье про блокаду говорили?
– Часто вспоминали. Через две недели будет год, как умер мой муж, поэтому я сегодня так много плачу. Мы с ним очень часто говорили про блокаду и сыну старались рассказывать. И 27 января всегда отмечали.
Аня
Анна Никитична Хорева
– Четырнадцать. Я родилась в конце 26-го года в Ленинграде на Миллионной улице (тогда Халтурина). Отец был директором ателье пишущих и счетных машин на Мойке, 28. Мама работала начальником отдела школьных кадров Октябрьского района, а до этого была экскурсоводом в Пушкине и Павловске. Жили в отдельной квартире, а у нас с сестрой даже няня была. 22 июня был прекрасный солнечный день, мы приехали с дачи, почему-то народ куда-то бежал, никто ничего не понимал. Напротив нашего дома на Мойке, 13 была булочная. Там выстроилась огромная очередь, и мы побежали с сестрой, которой было десять, стоять за хлебом. Нам сказали, что началась война, выступал Молотов. Но мы толком не понимали, что такое война.