Іожет скрыться от правосудия и все злодеи в конце кон-эв наказаны. Более того, персонажи все глубже скатыва-тся в стереотипные для эпохи образы порочных подмастерьев и падших девушек-воровок81. Таким образом, в произведениях этого жанра опять сказались те же идеи и тревоги эпохи, что и в руководствах по правилам хорошего тона, морализаторских сочинениях и большой литературе. Подростки без определенных занятий, женщины без супружеской опеки представляли угрозу для общества, так как таили в себе возможность разрушения общепринятого порядка вещей. Превращая их в объект насмешки, автор отчасти успокаивал всеобщую тревогу.
Моральный заряд подобных произведений проявлялся в патетическом описании печального конца преступника. Идея самоконтроля торжествовала над разрушительным индивидуализмом82. Нарушенный общепринятый порядок восстанавливался с наказанием преступника. Можно задаться вопросом: как действовало на читателя уничижительное употребление в документах таких сочетаний, как «частное лицо», развратная «человеческая природа», «личные страсти», «аппетиты и наклонности», где понятие «частного», «неуместного» противопоставляется общественному и нравственному порядку вещей. При этом нельзя не принять во внимание и то восхищение, что порой вызывали некоторые из этих трагических персонажей с сильным характером и почти харизматической притягательностью. Возможно, успех жанру принесло именно то, что читатель, ничем не рискуя, мог погрузиться в мечты о завораживающем нарушителе правил и вместе с тем видел, что преступник неизменно арестован, а порочный подмастерье и падшая девушка наказаны за неповиновение. Взбунтовавшаяся женщина призрак* пугающий мужское воображение, — водворена на свое место и согласилась принять привычный порядок вещей. Неизвестно, как относились к этим повествованиям женщины-читательницы и видели ли они в них то же, что и мужчины. Супруги, запертые в клетке брака, быть может, ощущали возбуждающий холодок, читая о запретных приключениях и недоступных эротических наслаждениях. Во всяком случае, покупать и читать эти книги для них не было так зазорно, как порнографические.
Большие писатели также обратились к криминальной теме. Среди драматургов можно указать Гея с его «Оперой нищих» (1720) и Лилло, автора «Лондонского купца» (1721). Среди романистов — Филдинг, опубликовавший в 1743 году!«Джонатана Уайльда», и Даниэль Дефо (1660-1731), которого эта тема буквально заворожила, и он не раз к ней возвращался, интерпретируя по-разному, зачастую весьма оригинально83. Дефо отходит от общепринятой традиции. Его герои после долгих приключений остаются ненаказанными. Истинный протестант, проникнутый духом индивидуализма, Дефо предлагает читателю увидеть в повествовании вымышленную историю и самому вынести свое свободное суждение о герое. Это поражало и даже шокировало. В предисловии к роману «Удачи и злоключения знаменитой Молль Флен-дерс» (1722) Дефо поясняет, что стремится «обратить наше внимание на самих себя»84. «Полковник Джек» (1722) дает ему возможность высказать свою концепцию личности, прибегая к сложному приему. Джек украл день-ги у бедной вдовы, но через год его замучили угрызения совести и он решил возместить украденное. В воображаемом разговоре со своей совестью он говорит о себе «я», но, когда речь заходит об украденных деньгах, называет