Тем не менее.
Что-то случилось.
В том году ярмарка в Талсе заканчивалась десятого октября. Я прибыл к фургону Джейкобса
около половины шестого. Времени, чтобы настроить гитару и повязать ему галстук
(что уже стало нашей традицией), было предостаточно. Я как раз этим и
занимался, когда в дверь постучали. Чарли, нахмурившись, пошел открывать.
Предстояло отыграть шесть представлений, включая финальное, в полночь, и ему не
нравилось, когда кто-то мешал подготовке.
Он открыл дверь, успел произнести: «Если это не крайне важно, вам
лучше прийти поз…» — а потом фермер в комбинезоне и бейсболке (типичный
взбешенный оклахомец) вмазал ему по зубам. Ошеломленный Джейкобс сделал шаг
назад, запутался в собственных ногах и упал, едва не стукнувшись головой об
обеденный столик, что почти наверняка отправило бы его в нокаут.
Наш гость ворвался внутрь и схватил Джейкобса за лацканы. Они были
почти ровесники, но фермер выглядел куда здоровее. К тому же он был в ярости. Я
подумал, что это может плохо кончиться. Все и так уже было плохо, но дело могло
дойти и до продолжительного визита в больницу.
— Это из-за тебя ее арестовали! — заорал он. — Будь ты проклят!
Теперь на нее завели дело, и ей с этим жить до конца своих дней! Как щенку с
жестянкой на хвосте!
Не раздумывая, я схватил пустую кастрюлю из раковины и ударил
оклахомца по голове. Не сильно, однако он отпустил Джейкобса и в изумлении
уставился на меня. По обеим сторонам его шнобеля потекли слезы.
Пошатываясь и держась за стены, Чарли заковылял вглубь трейлера. С
его нижней губы, разорванной в двух местах, капала кровь.
— Что ж вы не выбрали противника себе по росту? — спросил я. Не
слишком логичное заявление, знаю, но в стычках мы вновь оказываемся на
воображаемом школьном дворе.
— Она теперь под суд пойдет! — проорал он с акцентом, похожим на
звук расстроенного банджо. — И все из-за этого говнюка! Из-за этого сраного
паразита! Ишь, сбежал, как окаянный краб!
Окаянный. Он так и сказал: окаянный.
Я поставил кастрюлю на плиту, показал ему, что безоружен, и сказал
самым умиротворяющим голосом, на который был способен:
— Не знаю, о ком вы говорите, и уверен, что… — я чуть не сказал
«Чарльз». -…Дэн тоже не в курсе.
— Доча моя! Моя доча Кэти! Кэти Морс! Он сказал, что снимок ничего
не будет ей стоить, потому что она первая вышла на сцену, да как бы не так!
Дорого ей обошлась эта фотка! Всю ее окаянную жизнь порушила!
Я с опаской обнял его за плечи, думая, что он может ударить меня в
ответ. Но теперь, когда первоначальная злость прошла, он выглядел просто
грустным и растерянным.