из-за проповеди, которую он произнес с
кафедры 21 ноября 1965 года. С помощью интернета вспомнить дату было несложно:
это случилось в воскресенье перед Днем благодарения. Спустя неделю он вовсе
исчез из нашей жизни. Пэтси и Моррис (ребята из Братства юных методистов
прозвали его Морри-Я-с-вами) сделали это еще раньше. Как и
"Плимут-Бельведер" с кнопочным переключением передач.
Три года, что разделили день моего знакомства с Мирным озером и
день той жуткой проповеди, я помню удивительно ясно – однако до того, как я
начал рыться в памяти, мне так не казалось. Да кто из нас, в конце концов, в
деталях помнит себя в возрасте от трех до шести лет? Но вот что замечательно –
и вместе с тем ужасно – в мемуарном деле: оно распахивает глубокие колодцы
памяти, до той поры наглухо запечатанные.
Мне кажется, что я мог бы оставить на время свою историю и вместо
этого написать увесистую книгу о времени и мире, что так разительно отличается
от того, в котором я живу сейчас. Про маму в комбинации у гладильной доски –
невероятно красивую в лучах утреннего солнца. Про свой неприятного оливкового
цвета купальный костюм с отвисшим задом и про то, как мы купались с братьями в
пруду Гарри. Мы любили подкалывать друг друга насчет того, что скользкое дно
этого пруда выложено коровьими лепешками, но на самом деле это был всего лишь
ил (скорее всего, ил). Про сонные полуденные часы, проведенные в
единственной комнате школы Вест-Харлоу, когда мы сидели на своих зимних пальто
в Уголке правописания и пытались заставить тугодума Дики Осгуда справиться со
словом "жираф". Помню даже, как он упирался: «З-з-зачем м-мне учить
т-то, ч-ч-чего я н-н-никогда не увижу?»
Я помню паутину грунтовок, опутавшую наш городок, и как мы играли
в шарики на школьном дворе во время холодных апрельских перемен, и как ветер
шумел в соснах, когда я, прочитав молитву, ложился спать. Помню, как отец
выходил из гаража с гаечным ключом в руке и в надвинутой на лоб кепке с
надписью «Топливо Мортона», и даже грязь не могла скрыть сбитые в кровь
костяшки его пальцев. Помню, как Кен Маккензи представлял мультики про моряка
Попая в "Майти-найнти шоу" и как Клер с подружками отгоняли меня от
телевизора, чтобы посмотреть, во что одеты девицы в шоу Дика Кларка. Помню
закаты, от которых меня до сих пор бросает в дрожь, – красные, как кровь на
кулаках моего отца.
Я помню все это и еще тысячу других мелочей, по большей части
приятных, но уселся я за компьютер вовсе не для того, чтобы напялить розовые
очки и предаться ностальгии. Избирательность памяти – один из худших грехов,
приходящих с возрастом. У меня нет времени на всю эту чушь. Мы жили в
провинции, а тогда жизнь в провинции была нелегка. Полагаю, что такова она и
теперь.