— Пойдемте к нам, — сказала она ему. — Я налью вам виски из
запасов Дика, потому что вам надо выпить, а я знаю, что здесь ничего такого
нет…
Он засмеялся — внезапный, шокирующий звук.
— А потом я отвезу вас в Гейтс-Фоллз. Они у Пибоди.
— У Пибоди?
Она дала ему переварить это сообщение. Он не хуже ее знал, кто
такой Пибоди. К тому времени преподобный Джейкобс отслужил на десятках похорон.
— Пэтси не могла умереть, — сказал он терпеливо и наставительно. —
Сегодня среда. Среда — день спагетти «Принц», так говорит Морри.
— Пойдемте, Чарльз.
Она взяла его за руку и потянула к дверям, а затем наружу, под
ласковое осеннее солнце. В то утро он проснулся рядом с женой и позавтракал,
сидя напротив своего сына. Они про что-то говорили, как обычно делают люди.
Никогда не знаешь заранее. Любой день может оказаться последним, и ты никогда
не знаешь заранее.
Дойдя до Девятого шоссе, залитого солнцем, молчаливого и, как
обычно, пустого, Джейкобс вскинул голову, как пес, услышав сирены со стороны
холма Сируа. На горизонте виднелась полоска дыма. Он взглянул на мою мать.
— И Морри тоже? Это точно?
— Пойдем, Чарли. («Это был единственный раз, когда я так его
назвала», — сказала она мне). Пойдем, мы стоим посреди дороги.
Они отправились в Гейтс-Фоллз на нашем старом «Форде», и поехали они через Касл-Рок. Так
получалось миль на двадцать длиннее, но к тому времени мама немного оправилась
от шока и могла мыслить трезво: она не собиралась проезжать через место аварии,
пусть даже из-за этого и приходилось делать изрядный крюк.
Похоронный дом Пибоди находился на Гранд-стрит. На подъездной
дорожке уже стоял серый «Кадиллак»-катафалк; еще несколько машин были
припаркованы у обочины. Среди них был и похожий на корабль «Бьюик» Реджи
Келтона. А еще мама с облегчением заметила фургон с надписью «Топливо Мортона»
на борту.
Пока мама вела по дорожке покорного, словно ребенок, преподобного
Джейкобса, из похоронного дома вышли отец и мистер Келтон. По словам мамы,
преподобный все время смотрел вверх, словно пытаясь определить, когда осенняя
листва заполыхает вовсю.
Папа обнял Джейкобса, но тот на объятия не ответил: он просто
стоял, опустив руки, и смотрел на листву.
— Чарли, мне очень жаль, — пробасил Келтон. – Нам всем очень жаль.
В доме их встретил приторный аромат цветов. Из потолочных колонок
лилась тихая органная музыка, и в этом было что-то ужасное. Майра Харрингтон,
которую все в Западном Харлоу называли Бабулей, уже была там (наверное, потому,
что подслушивала на общей телефонной линии, когда Дорин позвонила моей матери).
Подслушивание было ее хобби. Подняв свою тушу с дивана в фойе, она притянула
преподобного Джейкобса к обширному бюсту.