Русалка поначалу соревновалась с ней в губительном вопле, не желая смиряться. Уже и смеркаться стало, недавно розовое тело русалки голубоватым сделалось, она опала на камень у воды, скреблась пальцами о невидимую преграду. И выдохлась первой: перестала глушить немым воплем, взмолилась по-человечьи:
– Отпусти! Ты ведьма сильная, я поняла. А вот что тебе от меня надобно?
– Три зарока выполнишь для меня – отпущу на волю. Сперва отвечай – ты отрока глупого поманила?
– Да он сам рад был! Я плыла, смеялась, а он несся за мной по бережку, звал, просил приблизиться.
Малфрида будто воочию увидела: спешит глупый мальчишка вслед за плывущей по воде красавицей, а та то плечом округлым поманит, то грудь покажет, то очарует тихим русалочьим смехом. Где глупому отроку было устоять против красы такой? Русалка наверняка свой рыбий хвост ему не показывала, а глупый парнишка и не понял, что речная дева его завлекает. Может, возомнил, что девка какая местная тут нагишом купается, может, кто из спутниц княгини ему улыбается на воде. Хотя… видать, уже и не соображал ничего. Когда русалка поманит – трудно устоять. Краса их редкая, соблазнительны они и сильны. Вот и заманивают речные девы людей под воду, под коряги, играют с утопленниками, целуют, милуют, пока те теплые. Им, холоднокровным, страсть как любо к теплу человеческому прикоснуться.
– Ты его тело спрятала? – спросила Малфрида.
– Я. Но не намиловалась еще. Мой он. Вот когда красоту потеряет, когда раздуется – тогда забирай. Хочешь, призрак его возьми.
Малфрида покачала головой, укоризненно поцокала языком.
– Отдать придется сейчас. Он из княжьей дружины. Это тебе не селянин какой, не рыбак, о котором поплачут и позабудут. Этого надо погрести по покону[66]. Незачем душе его неприбранной потом шляться по бережку призраком унылым и людей пугать. А пока тут его родич, он о погребении позаботится. Вот ему и вернешь. В том мое слово. И чтобы к рассвету тело отрока было в одной из заводей, где речка Рось в Днепр впадает.
Русалка сидела, обиженно надув бледные губы. Потом вдруг улыбнулась и спросила:
– Хорошо, все сделаю, как прикажешь. Ну а третий зарок какой?
– Как третий? – возмутилась Малфрида. – Я еще… Но умолкла, поняв, что перехитрила ее нелюдь речная. Она сперва на вопрос ответила, потом согласилась тело вернуть, вот и выходило, что лишь один наказ остался.
Это рассердило Малфриду, и она потянулась к русалке. Та зашипела по-гадючьи и заметалась, но не смогла уклониться: рука чародейки вдруг сделалась длинной, когти острые полезли из пальцев, и она резко вырвала прядь из длинных волос речной девы. Русалка затрепыхалась, заплакала слезами-жемчужинами – так и покатились они из ее зеленоватых глаз на камень. А ведьма прошипела зло: