Пришел сентябрь. Все Ваняткины товарищи ходили в школу. Скучно стало Ванятке, и говорит он как-то отцу:
— Батя, слышь, отдай в училище… Ну, чего я тут… Слышь, отдай.
Отец почесал поясницу, поглядел на серое небо, по которому скучно летели вороны, и сказал:
— Постой, сынок, рано тебе, пущай эта зима пройдет, а на тот год отдам.
— Отда-ай, батя… отда-ай… — упрямо хныкал Ванятка.
— Цыц! Сказываю, на будущий год.
Ванятка замолчал, но задумал свое.
Пошли дожди. Деревья трепались в холодном ветре, который обрывал последние крутившиеся листья и заливал окна сбегающими ручьями. По лужам, покрывавшим целыми озерами черневшие от грязи улицы, вскакивали и лопались дождевые пузыри. Стало неуютно, безлюдно, скучно. Одноглазый и Забияка целыми часами спали под амбаром.
Ванятка улучил минуту, достал с полатей старые отцовские сапоги и вставил туда ноги. На спину и на голову углом накинул от дождя мешок и отправился.
До училища было три версты. Грязь стояла непролазная. Колеса вязли по ступицу, лошади едва вытаскивали ноги.
Ванятка на улице сейчас же утонул сапогами, и когда потащил ноги, они вылезли из сапог. Тогда он ухватился за голенище, вытянул сапог и переставил одну ногу; потом ухватился за голенище другого сапога, переставил — так и стал передвигаться, переставляя ноги.
В пот ударило Ванятку. Он разогнулся и глянул назад: уныло опустив голову и хвост и вытаскивая грязные лапы, плелся Забияка, а за ним то присядет, то прыгнет Одноглазый, по самые уши в грязи.
Ванятка замахнулся:
— Уйдите вы! Вам нельзя… Пошли, пошли!..
Забияка покорно завилял хвостом, с которого текла грязь, а Одноглазый недоумевающе поводил ушами.
Ванятка стал швырять в них грязью, а они не понимали, за что это.
— Пошли!.. Убью… — кричал Ваня, отогнал и опять побрел, утопая в грязи.
Косой дождь все так же сек лицо и заливался за шею в рукава. Идти было мучительно тяжело. Только когда выбрался на полугорье и пошел косогором по каменистому хрящу, стало суше.
Вдали из-за сада показалось белое здание школы. Ваня, подходя к училищу, оглянулся: Забияка, нагнув голову, хитро крался, а Одноглазый стоял столбиком, пошевеливая ушами.
Ваня опять с отчаянием стал швырять в них камнями, комьями грязи, со слезами озлобления крича. Забияка, поджав хвост, мокрый и жалкий, побежал под дождем домой, а за ним, то задерживаясь, то скачками, пошел Одноглазый. Выскочила откуда-то, тявкая, собачонка, и заяц умчался.
Ваня обтер в сенях свои чудовищные сапоги и вошел в школу. Там стоял невероятный содом, гам, шум — была перемена.
Ребятишки накинулись на Ваню.