Но каковыми бы ни были причины их разлуки, горе ее сестры не вызывало ни малейших сомнений. Элинор сочувственно представляла себе глубокую печаль, которой вынуждена была предаваться Марианна, не ища в ней успокоения, а, наоборот, считая своим долгом усугублять ее.
Примерно через полчаса вернулась миссис Дэшвуд, ее глаза покраснели, но на лице не было печали.
– Наш дорогой Уиллоби сейчас в нескольких милях от Бартона, – сказала она Элинор, беря в руки рукоделие, – а с какой тяжестью на сердце он уехал.
– Так странно! Столь срочно уехать! Будто бы решил сделать это только сейчас. Ведь прошлым вечером он был так счастлив, весел и мил со всеми. А сегодня после десятиминутной беседы уехал без намерения вернуться. Произошло что-то, о чем он умолчал. Он был не похож сам на себя: говорил и вел себя как-то не так. Вы тоже должны были это заметить. Что могло произойти? Может быть, они поссорились? Почему же еще он так уклонялся от вашего приглашения?
– Уж точно не из-за отсутствия желания приехать, Элинор! Это было видно. Просто это было не в его силах. Я все обдумала и, поверь мне, теперь могу объяснить все, что вначале мне, как и тебе, показалось странным.
– Неужели?
– Да. Я нашла вполне убедительные объяснения всему. Но ты, Элинор, любишь сомневаться всегда и во всем, поэтому тебя они не убедят, я уверена. Но меня тебе не переубедить. Я убеждена, что миссис Смит знает о его чувствах к Марианне, не одобряет их (возможно, у нее на его счет были другие планы) и поэтому отсылает его прочь. Дело было придумано как оправдание его отъезда. Именно так, я пред полагаю, все и произошло. Она не одобряет его привязанности, а он не решается признаться, что помолвлен с Марианной, и вынужден из-за своего зависимого положения уехать из Девоншира на некоторое время. Ты, конечно, скажешь, что, может быть, все и так, а может быть, и нет. Но я не буду тебя слушать, если ты не найдешь другого столь же убедительного объяснения. И что же ты теперь скажешь, Элинор?
– Ничего. Ведь вы предвосхитили мой ответ.
– Значит, по-твоему, все могло быть и так и не так. О, Элинор, твои чувства непостижимы. Ты скорее веришь в плохое, чем в хорошее. Ты скорее сделаешь Марианну несчастной, а Уиллоби виноватым, чем найдешь для него оправдание. А думаешь ты о нем так, потому что он вел себя с нами не столь сердечно, как обычно. И не испытываешь к нему никакого сочувствия после такого удара. Попробуй представить его чувства и сразу поймешь, почему он был невнимателен. Неужели все правдоподобные объяснения следует отвергать заранее только потому, что их можно опровергнуть? И разве человек, которого у нас есть множество оснований любить и никаких – думать о нем плохо, не должен в наших глазах стоять выше обидных сомнений? Почему-то сразу забывается, что могут существовать серьезные причины для подобного поведения, которые, вероятно, некоторое время должны оставаться в тайне. И в чем, в конце концов, ты его обвиняешь?