Он поспешно отвернулся с горьким смехом.
Ренэ глубоко вздохнул, как человек, который готовится к большому прыжку с разбега, и печально заговорил:
— Матушка, простите, что я должен невольно причинить легкое огорчение Вам — кроткому, милому, ангельскому существу; но речи герцога с черным львом в гербе принуждают меня к тому. О чем, спрошу я Вас, герцог Дамарр, о чем думали Вы, когда в былое время посватались в Амьене к девушке простого происхождения, к верной Сюзанне Тардье? Помышляли ли Вы тогда о своих предках, о своем генеалогическом древе, о всей своей семье, которая осыпала Вас упреками? Казался ли Вам тогда молот оружейника Адама Тардье более блестящим украшением герба, чем пестик аптекарской ступки Гюэ? Откуда надвинулась туча высокомерия и пренебрежения к другим, которая внезапно нависла над кровлей дома Дамарр?
Герцог остался спокойным, тогда как Сюзанна закрыла лицо рукой.
— Не плачь, дорогая жена, — сказал он, — я отвечу ему. Но одна любовь, но искренняя благодарность, долг, повелевший мне хотя отчасти вознаградить Сюзанну Тардье за все, что она сделала для меня, заставили меня забыть свое положение, нападки моей семьи и протянуть руку маленькой мещаночке. Долгое время наблюдал я за твоей матерью, долго раздумывал, но ее чистота и незапятнанная добродетель придали мне мужества спокойно пренебречь всеми препятствиями.
Сюзанна опустилась в кресло и откинула голову на его спинку.
— С тобой же, мой сын, — продолжал Клод Дамарр, — дело обстоит совсем иначе. Ты познакомился с молодой, красивой девушкой, которая приглянулась тебе; но кто она такая? Я должен сознаться, что не слышал о ней ничего дурного, однако этого еще недостаточно, чтобы позволить тебе, молодому, неопытному человеку, стоящему на пороге жизни, жениться на дочери аптекаря Гюэ. Нет, для этого требуется нечто совсем иное!.. Итак, выслушай меня, твоего отца, твоего друга! Вот тут сидит твоя мать. Ей известно, сколько огорчений всякого рода причиняло нам обоим неравенство звания, и нужно было обладать сердцем Сюзанны Тардье, чтобы терпеливо переносить все уколы оскорбленной гордости, которым подвергались мы оба. Нет, я не подвергну вторично своего имени такой опасности, потому что только любовь и верность благородной женщины помогли мне преодолеть ее. Я отказываю тебе в моем согласии.
Ренэ подумал с минуту, после чего сказал почти весело:
— Ну, хорошо! Зачем же я учился кое-чему? Вот тут, в моей голове, собраны богатые сведения; я должен воспользоваться ими.
Молодой человек поцеловал руку матери, почтительно поклонился отцу и вышел из комнаты.