Но положить трубку она не успела. В мембране раздались шум, треск, невнятное бормотание, и мне в ухо гаркнул резкий командный голос Иннокентия Георгиевича, по обыкновению забывшего поздороваться:
— Так это вы? Я же вас настоятельно предупреждал, ни слова Томе! Что вы там еще наболтали ей, молодой человек?
— Я не успел открыть и рта. Говорила одна Тамара Ивановна, — сказал я.
— Ладно, я надеялся, что вы будете молчать, — несколько смягчился старик. — Она хотела разжалобить вас, но не верьте, здоровье у меня пока в порядке. Тома все придумала про мое мрачное настроение и прочее слюнтяйство. — Проговорил он это решительно и безапелляционно, но поверил я почему-то его жене. — А что у вас? Ведь не стали бы вы меня беспокоить попусту.
Тянуть резину, да к тому же с суровым Кешей, я не осмелился.
— Я нашел Сашу Стрелкова, живого и здорового, — отрапортовал я коротко, по-военному.
— Я не ослышался? — так же коротко спросил он.
— Никак нет, Иннокентий Георгиевич.
Никаких радостных охов и вздохов облегчения, отставной генерал оставался верен себе.
— Сейчас не время, чтобы обсуждать это, а услышать от вас я рассчитываю многое, если, разумеется, вы того пожелаете, — произнес он. — И еще… — Он, как и раньше, оставался скуп на эмоции в проявлении своих чувств. — Должен лично сказать вам спасибо и пожать вашу руку.
Не попрощавшись, Белецкий дал отбой. Жанна Гриневская заглянула в кухню. Как оказалось, все это время она прислушивалась к моим словам и, принимая у меня из рук трубку, произнесла не очень уверенно:
— Я не ошиблась, вы назвали своего собеседника Иннокентий Георгиевич?
— Да, а что? — спросил я.
— Я только хотела сказать, что вроде бы знаю человека с таким именем. Оно ведь действительно не особо распространенное. Это высокий седой старик с непроницаемым лицом и военной выправкой?
— Вы правы. Откуда вам известен Белецкий?
— Все по тому же случаю с Сашей Стрелковым, — ответила женщина. — Он появился в моем кабинете почти сразу же, как мальчик попал к нам. Хотел знать все об условиях, в которых дети живут у нас. Регулярно, два-три раза в неделю навещал Сашу и приносил ему разные передачки. Но не то чтобы баловал. Яблоко, апельсин, пачку печенья к чаю. Я сначала думала, что он приходится ему дедом, но среди Сашиных родственников таких не значилось. Этот старик был хмур, суров и немногословен, и я никак не решалась поговорить с ним откровенно. В первый раз он представился дальним родственником Сашиной бабушки, Зои Алексеевны, но сделал это так неуклюже, что я не поверила. Да и что дальнему родственнику опекать мальчика, к судьбе которого равнодушна родная бабушка? Второй раз я догнала Иннокентия Георгиевича на улице после его посещения и завела тот же разговор в неформальной обстановке. Я говорила о Саше, о его интересах и некоторых странностях, а старик слушал молча, словно тяготясь всем этим, и вдруг остановился, обернулся ко мне и прямо ожег взглядом. Когда он смотрит на вас в упор, у него очень опасный взгляд. «Лена была мне как дочь, кем же тогда будет ее ребенок?..» — вроде бы так сказал он. И зашагал еще быстрее, уже не оборачиваясь на меня.