— Мама! Мама-а-а-а!..
А еще я услышал исступленную ругань, но уже позже догадался, что воплю я сам — от страха, нервного перенапряжения и облегчения.
— Заткнись! Заткнись, дура! Извини! Это я! Я! Я!
Зина болталась в моих руках как тряпичная кукла. Потом тряслась самостоятельно. Потом рыдала в голос, обнимая стену. Потом успокоилась и сказала:
— Я всего лишь пошла в кладовку и оставила дверь открытой…
«А я всего лишь ожидал обнаружить твой труп», — хотел сказать я, но пожалел нервы девушки.
Отчаянное биение сердца затихало.
— Зачем ты позвала меня? — спросил я у Зины.
Она заговорила, придерживая рукой очки с поломанной дужкой:
— Мы уже так долго не виделись, но я все это время мучилась, что ничего не могу сделать для памяти Леночки, и для Саши, и для тех, кто ее тоже помнит и любит… А сегодня я разбиралась в Леночкиных вещах, они же все остались у меня… В шкафу у Леночки хранилась коробка из-под конфет с письмами и личными бумагами. Ее брал следователь, когда умерла Леночка, но, наверное, ничего не нашел, раз вернул все назад. Я и подумала, вдруг он что-то просмотрел, а вы… вы найдете что-то, что поможет разобраться в этом… Господи, не поверю, до сих пор не поверю…
Я был не то чтобы разочарован, я был едва ли не взбешен. Вызывать ночью, ничего толком не объяснив, зато заставив ожидать самого худшего! Неужели эта дурацкая коробка, в которую сунули свой нос уже достаточно людей, не могла потерпеть до утра?
— Ты переоцениваешь мои силы, Зина, — сказал я сквозь зубы, думая о том, чтобы не сорваться на брань. — Следователь, который вел дело, прежде всего профессионал. Если он не нашел в этих письмах зацепку, то вряд ли добьюсь удачи и я. Или ты полагаешь, что в тех бумагах содержится нечто зашифрованное, написанное молоком между строк? Так это из области фантастики и дурных детективов. Лена не шпионка, а самая обыкновенная женщина, которая умела любить, хранить верность, быть доброй и отзывчивой. Без сомнения, у нее был любовник, но его личность мне больше не интересна. И не надо делать из нее Мату Хари. Я, конечно, внимательно прочитаю все эти письма, однако не гарантирую, что обнаружу в них что-то сенсационное. Где та коробка?
Зина Куличок, не ожидавшая от меня такой резкости, опять плакала. Она пошарила за сундуком и слепо подалась мне навстречу прямо по битому стеклу, протягивая плоскую прямоугольную коробку из-под «Птичьего молока». В это мгновение что-то показалось мне странным, но вот только что, догадаться сразу мне не удалось. Я уже собирался принять коробку из ее рук, когда Зина выронила ее. Я сам нагнулся и принялся собирать выпавшие письма. Делал я это механически, не сводя взгляда с маленьких Зининых ног в теплых серых колготках. Ни в ногах, ни во всем облике девушки не было ничего женственного, и даже в такой близи от нее я не боялся умереть от приступа сладострастия. Я вспомнил Жанну Гриневскую и пожалел, что из-за моих постоянных подозрений наш роман закончился, так и не начавшись. Я уже собирался откланяться, когда Зина сделала еще один шаг ко мне. Она выглядела несчастной и жалкой. Стекло хрустнуло у нее под ногой, маленькое, залитое слезами личико скривилось некрасивой, почти что уродливой гримаской.