Здесь ничего не изменилось с момента моего первого посещения. Только стол изобиловал пустыми бутылками, объедками и окурками. Кажется, праздник жизни, однажды заглянувший сюда, теперь закончился. Закончился так бесславно и надолго.
Приходить в сознание Мария не торопилась. Я помял ее заплывшую жиром руку в попытках нащупать пульс, приложил ухо к ее груди, приподнял веко. Карий зрачок шустрой мышкой убежал вверх. Кто говорил, что Маша Заступина была бесталанна? Мир теряет великую актрису.
— Не притворяйтесь, Мария, — сказал я. — Это глупо. Особенно в вашем положении.
Она не реагировала.
— К тому же я еще не тот, кого следует опасаться по-настоящему.
Шевельнулась, пробормотала что-то нечленораздельное.
— Я могу быть страховым агентом, почтальоном или просто покупателем вашего дорогого ковра…
Резко села на диване. Палевое платье задралось еще выше, обнажив слоновьи колени и дряблые розовые ляжки.
— Бессовестный лжец! Что же вам от меня надо?! — заверещала она.
Такому быстрому выздоровлению позавидовал бы любой врач.
— Я частный детектив, зовут Евгений Галкин, — представился я и подобострастно поклонился.
— Вот и уматывайте отсюда!
— Только после того, как поговорим.
— Негодяй! Я не отвечу ни на один ваш вопрос!
— Тогда помолчите, — произнес я. — Я скажу все сам.
— Я не желаю вас слушать. — Она демонстративно заткнула уши пальцами.
— И все-таки я скажу, — не отступил я. — Заранее прошу прощения за излишнюю напыщенность и театральность, такое уж у меня сегодня настроение.
Я заметил, что пальцы женщины слегка дрогнули. Приняв еще более безучастный вид, она принялась слушать.
— Изначально вас звали Маша Заступина. Это было лет десять назад, в вашем девичестве. Вы были скромны, застенчивы, добры, старательны и аккуратны. — Моя патетическая речь имела своими адресатами шикарный ковер во всю стену и огромный сверхплоский экран телевизора «грюндиг». — Кроме того, вы были верной подругой и мечтали стать хорошей хозяйкой и заботливой матерью.
Но, к сожалению, жизнь наша ужасно несправедлива. Никто не прельщался на эти добродетели. Что тому виной — ваша излишняя скромность и чрезмерное пуританство взглядов, или наивная вера в сказочных принцев, или то, что на свете перевелись настоящие мужики, — я не знаю.
Мария начала нервно поерзывать на диване. А я говорил:
— Вы были страшно одиноки и неудовлетворенны рядом со своей подругой, уже познавшей и бурю платонических чувств, и премудрости телесной любви, хотя и не осознавали этого в полной мере, а может, боялись признаться в этой неудовлетворенности самой себе. Вас не раздражает мое красноречие, Мария?