— Этого мало.
— Но вы даже не знаете, сколько их было!
— И все равно боюсь прогадать.
— Я не могу дать больше, — в отчаянии прошептала Мария. — У меня дети…
— А у меня честь, — ответил я. — Паршивая, но честь. И она стоит дороже.
Женщина предложила телевизор. Следом за ним — ковер. Еще немного — и, забыв про стыд, отдалась бы сама.
— Именно так вы и покупали всех тех подонков, которые были здесь раньше?
Мария вновь зарыдала.
— Ин-фор-ма-ци-я, — по слогам произнес я. — Это все, что мне нужно. Со своей стороны гарантирую, что ничего не скажу следователю о сокрытых деньгах, если, конечно, они не будут напрямую связаны с преступлениями.
— Нет, нет, — заторопилась она. — Откуда мне знать? Когда я пришла, входная дверь была открыта, а Лена уже… уже холодная… Я выключила газ, открыла окна… Я чуть сама не потеряла сознание… И тут же с улицы вызвала скорую и милицию…
— Вы забыли сказать о деньгах.
— Деньги? Я знала, где они лежат. И рубли, и доллары… У Лены был тайник. Она иногда давала мне их оттуда. Но в чем я виновата? Они бы ей все равно уже не пригодились… Она и при жизни ими почти не пользовалась… Странная… Будто не от мира сего… А мне… Я ведь мать-одиночка. Я нуждалась. Я как-никак была ее подругой, — крепчала отповедь Марии.
Я не перебивал, всматриваясь в ее лицо, круглое и скользкое, как обильно промасленный блин. Что могла ждать от жизни она? Что остается тем, кого создатель обделил привлекательностью и красотой? Смирение? Зависть? Ненависть? Можно ли осуждать их?..
— Она всегда была счастливой, ей всегда везло. — И уже не прорвавшаяся на поверхность зависть, а что-то ядовитое питало голос подруги Лены Стрелковой. — Ее любил Солонков, ее хотели другие парни, к ней тянулись все. Всегда в центре внимания, будто Богом избранная. Преподаватели ее ценили, единственной, кому могли сделать поблажку, стоило ей похлопать своими голубыми глазами и что-то промурлыкать. А мне… все… все самой… всегда… везде… Одна страдала, одна мучилась, одна детей нянчила… И на двух работах… Лена мне сказала как-то, что у меня уже седые волосы и морщины… Тридцати не было… Еще бы! Она хоть одна, без мужа, да помощники были. Один Олег Пастушков чего стоил…
— Он был ее любовником?
— А что от такой еще может быть нужно?
— Имела ли она еще мужчин?
— Конечно. Мужики всегда к ней липли.
— Кто они?
— Откуда мне знать? Но это и так понятно, — отвечала Мария с плохо скрытой злостью.
— Что еще вы можете сказать про тот день, когда умерла Лена?
— А что еще я могу сказать? — изумилась она с новым раздражением.
— Не было ли чего подозрительного? Никто не попадался вам навстречу во дворе, когда вы заходили к своей подруге?