— А как? — вновь испытывая раздражение от слов Гвоздова, спросил Листратов.
— Сенцо пока какое-никакое, а есть малость, — уверенно ответил Гвоздов, — соломки добавим, а там, глядишь, и травка прорежется.
— Нам бы хоть на неделю трактор, Иван Петрович, — сказал Слепнев и вдруг так надсадно и удушливо закашлялся, что Листратов обнял его за плечи и с дрожью в голосе проговорил:
— Подлечиться тебе надо, Сережа, в больницу поехать или хотя бы дома отлежаться.
— Ай, ничего, — тяжело дыша, отмахнулся Слепнев, — само собой пройдет. На фронте куда труднее, а терпят же.
Он хотел было сказать еще что-то, но мучительный приступ кашля остановил его.
— Иди домой, Сережа, и в постель. Я завтра врача пришлю, — отводя взгляд от посинелого лица Слепнева, сказал Листратов и, взяв его под руку, усадил в свои санки.
Слепнев, продолжая кашлять, не возражал и, только когда санки остановились около его дома, решительно отстранил руку Листратова и твердо сказал:
— Сам я, Иван Петрович, хоть и немного силенок, а все же есть.
— Вот всегда он такой, — не то с обидой, не то с укором проговорил Гвоздов, когда Слепнев скрылся за дверью. — В чем только душа держится, а упорствует.
— Помогать ему надо, — мрачно сказал Листратов.
— Да как, чем помочь-то? Вы же знаете его характер: с ног валится, а все мечется из колхоза в колхоз.
Гвоздов говорил доброжелательно, даже с сожалением, и это понравилось Листратову. Он зашел в правление колхоза, просмотрел сведения о наличии лошадей, инвентаря, семян и, все продолжая думать о Слепневе, сказал:
— На курорт бы его или хоть в больницу.
— Конечно, Иван Петрович, — подхватил Гвоздов. — Это бы враз его на ноги поставило.
— Конечно, конечно, — нахмурился Листратов. — Где они, эти курорты, война все съела, а больница так переполнена, что самых тяжелых положить негде. Да и в сельсовете заменить его некем.
— Известно, таких, как наш Сергей Сергеевич, раз, два — и обчелся. И грамотный и толковый, а главное — кремень человек! Всегда на своем стоит, за дело общее душой болеет.
Листратов искоса взглянул на Гвоздова, поморщился, но ничего не сказал. Гвоздов понял это как неверие в искренность того, что он говорил о Слепневе, и решил как можно скорее изменить столь скользкую тему разговора.
— Иван Петрович, может, на конюшню пройдете, в сарай сбруйный, к инвентарю? — деловито предложил он, догадываясь, что Листратов спешит и едва ли согласится на его предложение.
— Поздновато заскочил-то я к вам, — взглянул на часы Листратов. — Вечером бюро райкома. А мне еще двадцать километров петлять по ухабам.