В глубине большого фруктового сада стояла одноэтажная дача с застекленной верандой. Сейчас, в пору ранней весны, сквозь оголенные деревья, качавшиеся от порывов свежего ветра, она была видна издалека.
Дача принадлежала профессору Альберту Шамайтису. Уже много лет подряд, когда наступали теплые дни, профессор и его жена Мария переезжали сюда из города и жили на даче до поздней осени. Мария хлопотала по хозяйству, а в свободные от домашних забот часы читала или занималась рукоделием. Ее муж большую часть времени проводил за письменным столом и только иногда вечерами бродил по саду.
В этом году профессор поселился на даче очень рано — в самом начале весны. На дорогах кое-где еще виднелись лужи от стаявшего снега; по утрам лужи покрывались тонкой паутинкой хрусткого льда. Местные жители удивлялись: что-то старый профессор очень поторопился, видно городской воздух вреден ему. Но еще больше удивило их то, что в этом году профессор переселился на дачу один, без жены. Когда сосед Шамайтиса, безвыездно живущий здесь кузнец Антанас Тауткус, поинтересовался причиной столь раннего переезда, профессор посмотрел в окно, поерошил седую шевелюру и ответил негромко:
— Воздух здесь хороший, Антанас, легко дышится... Дома сейчас начался ремонт. Грязь, шум, а мне надо работать в тишине... Вот мы с Марией и порешили: она будет заниматься ремонтом, а я уеду сюда.
— И правильно сделали, профессор, — согласился Тауткус, — здесь у нас хорошо. Благодать! Сто лет живи — все мало будет...
Альберт Шамайтис любил свой маленький загородный домик. Каждое деревце, каждый кустик, каждый уголок сада напоминали ему о прошлом. Вот здесь его маленький сынишка Юргис учился ходить; там, на скамейке, под сенью старого клена, мальчик готовился к экзаменам. У выхода, возле калитки, отец впервые случайно увидел, как семнадцатилетний Юргис что-то взволнованно говорил белокурой Ольге, часто бывавшей у них в доме, и не отпускал ее руку... Сын! Он был его любовью, гордостью и надеждой... Был!..
Сразу же по приезде на дачу Шамайтис с головой ушел в работу. Он заканчивал большую книгу, которой посвятил последние несколько лет напряженного труда.
Живущая неподалеку вдова Анна Рубенис охотно взялась вести незатейливое хозяйство профессора. Утром она приходила на дачу Шамайтиса, готовила, убирала, а вечером возвращалась к себе.
— Спокойной ночи, храни вас бог! — этой неизменной фразой кончался ее трудовой день на даче профессора.
Вот уже третьи сутки Альберт Шамайтис живет на даче. Старику нездоровится, и он почти не выходит из дома. Субботний день. С утра на редкость ветренно и холодно. Дождевые капли, словно бросаемые чьей-то невидимой рукой, появляются на стекле, набухают и медленно скатываются вниз. Вечереет. Зябко кутаясь в шерстяную пижаму, Шамайтис пишет. Близится окончание долгой и трудной работы над будущей книгой, которую старый профессор назвал коротким и точным словом — «Спрут».