— Все мы грешны перед богом, — сдержанно сказал ксендз, запрокидывая голову к куполу. — И бог же дает нам силы смиренно служить ему, искупать грехи свои... Вам уже лучше?
— Да, лучше... Спасибо, отец Августин.
— Молитва подкрепит твои силы, — проговорил настоятель, переходя на ты, как он обычно разговаривал с верующими. — Пойдем, если можешь. Нам по пути... Я провожу тебя.
Мария, держась за скамью, с усилием поднялась на ноги и медленно пошла к выходу. За ней неслышно двинулся Августин.
— Мы, верующие, часто несем на себе тяжесть грехов ближних наших, — бережно поддерживая женщину, заговорил ксендз, когда они шли по улице. — Ты, Мария, чиста перед богом и святой церковью. Душа твоя открыта для благости и милосердия всевышнего, но твой муж... Его душа до сих пор черства, его ум до сих пор служит не богу, а...
Августин замолчал, и Мария со страхом поглядела на него. О чем он хотел сказать? Уж не о том ли, что ее Альберт служит дьяволу?
— Ты мне уже не раз говорила, — продолжал ксендз, — что Шамайтис пишет книгу. Ты читала ее?
— Нет. Что я в этом понимаю? К его бумагам я не прикасаюсь.
— Правильно делаешь, это греховные писания... Но как истинная дочь церкви, ты должна знать, что делается в твоем доме. Ведь у тебя бывают верующие...
Мария на секунду остановилась и с трудом передохнула.
— А что я должна сделать, отец Августин, что? — спросила она и снизу вверх взглянула на него.
Высокий, тощий, со строгим, бледным лицом, на котором выделялся длинный хрящеватый нос и блестели большие, почти немигающие глаза, он всегда внушал Марии необъяснимый страх и благоговение. Он напоминал ей святых мучеников, о которых она много читала. В словах ксендза всегда были скрыты какие-то недосказанные мысли, поучения, требования.
Августин ничего не ответил на вопрос, а переспросить она не решалась. Так, молча, они прошли еще два квартала и остановились у дома Шамайтисов. И только здесь, возле чугунной калитки палисадника, ксендз пояснил:
— Святая церковь должна знать козни врагов своих. И ты, Мария, обязана помочь в этом.
— Я готова, святой отец, сделать все, что в моих слабых силах.
— Не сомневаюсь, Мария...
Августин потрогал рукой ограду палисадника, будто пробуя ее прочность, и, пристально глядя на Марию, тихо, но твердо сказал:
— Я сам, как слуга церкви и бога, познакомлюсь с сочинениями твоего мужа. Возьму этот грех на себя. Да простит мне святой апостол Петр!
— Но как же... как же это сделать?— испуганно проговорила Мария.
— Когда твоего мужа не бывает дома?— вместо ответа спросил ксендз.
— По средам он уезжает с утра... в библиотеку... А приезжает под вечер.