— Он имел в виду еретиков, — возразил отец Августин.
— Но ведь еретиком можно при желании объявить любого неугодного церкви человека.
— Я не склонен сейчас, сын мой, спорить на эти, простите меня, несколько надуманные и отвлеченные темы.
— Почему же отвлеченные? Они имеют прямое отношение к нашей общей заботе.
— Какой?
— О семье Шамайтис.
Отец Августин удивленно пожал плечами.
— Не улавливаю связи, — сказал он равнодушно.
— Связь установить нетрудно, — в голосе Юшкаса послышались жесткие нотки. — Как вы думаете, гибель профессора Шамайтиса...
— Простите, — перебил ксендз, — покойный Альберт Шамайтис не имел никакого отношения к церкви.
Это был промах ксендза. Отец Августин облегчил задачу своему гостю.
— В том-то и дело, — подхватил Юшкас. — Альберт Шамайтис был неверующим, инакомыслящим. Даже больше — он был активным противником католической церкви...
— Да простит ему господь бог, — тихо протянул отец Августин.
— Мария Шамайтене считает, что трагическая смерть мужа — это кара божья. Вы согласны с ней?
— Все в руках всевышнего, — уклонился от ответа ксендз.
— А может быть, эту кару придумал не всевышний, ее придумали и осуществили люди?
Лицо ксендза не дрогнуло.
— Вы следователь, — сказал он, — вам и знать положено.
— А вы об этом ничего не знаете? — Юшкас не сводил глаз с ксендза.
Словно молния блеснула в глазах отца Августина. Не меняя позы, он сказал:
— Сын мой, я не понимаю вас.
Юшкас улыбнулся:
— Попытайтесь понять. Я хочу знать подробности убийства Шамайтиса.
— Вы клевещете и богохульствуете! — не выдержал отец Августин.
Юшкас не двинулся с места. Он продолжал внимательно смотреть на ксендза. Отец Августин порывисто встал и с еле сдерживаемой ненавистью проговорил:
— Вы пришли в мой дом, чтобы оскорблять меня и святую церковь?
— Сядьте, отец Августин... Нет, гражданин Каувючикас. Сядьте! — повторил Юшкас, и ксендз повиновался. — Я следователь и имею полномочия спрашивать. Неужели мои вопросы так оскорбительны? Прошу отвечать: что вам известно об обстоятельствах гибели Шамайтиса?
— Ничего.
— Свою заботу о старой Марии Шамайтене, — заговорил Юшкас, — я вижу сейчас в том, чтобы раскрыть ей глаза на многое, чего она не понимала. Я хочу ей, и не только ей, рассказать, от чьей руки погиб ее муж, честный советский ученый. Вы могли бы облегчить мне эту задачу. Но раз вы не хотите этого сделать, я сам вкратце расскажу вам, что и как произошло. А потом вы дополните, когда поймете, что так будет лучше.
Ксендз, чуть прищурив глаза, взглянул на следователя, тяжело вздохнул и прошептал невнятно по-латыни несколько слов молитвы.