— Малышка? Что же тебя так взволновало? Я тебе не понравился?
Ольга уткнулась лицом в подушку и безутешно, по-вдовьи, зарыдала.
Виктор и не пытался ее успокаивать. Он облачился так же быстро, как несколько минут назад разоблачился: благо, не нужно было искать носки.
Дверь захлопнулась, словно от случайного сквозняка. Как ни странно, Ольга почти сразу же после его ухода уснула спокойным сном.
Утром она нашла на полу у кровати вещественное доказательство своего вчерашнего грехопадения. Поборов отвращение, Ольга завернула в туалетную бумагу сморщенное резиновое изделие по чьей-то злой фантазии непристойно розового цвета и выбросила сверток в унитаз.
В тот же день она вернулась в Москву, хотя до конца срока оставалось целых два дня.
Еще в фойе института она с удивлением обнаружила, что Растегаев чисто выбрит, что на нем безупречная сорочка с идеально подобранным галстуком.
— Наконец-то, Ольга Васильевна, — директор искренне обрадовался, — я уж заждался.
— Мне тоже приятно видеть Вас, Юрии Михайлович, — Ольга говорила чистую правду.
— Так не сходить ли нам в театр, как мы, помнится, уже договаривались, — директор заметно волновался и не скрывал, что боялся отказа.
— С удовольствием.
— Куда же? В оперу? В Большой? А может, во МХАТ?
— Не хотелось бы смотреть что-то слишком уж реалистическое…
— Тогда я возьму билет в какой-нибудь из модных теперь. Этих самых, как их, театров-студий. Ладно?
— Пожалуй, — Ольга лучезарно улыбнулась.
Общение с академиком придавало ее пошатнувшемуся существованию устойчивость и добропорядочность.
Какой-то театр арендовал какой-то клуб неподалеку от Никитских ворот. Ольге настолько было безразлично и мудреное название театра-студии, и ошеломляющее новаторство режиссера, что она запомнила только два обстоятельства: спектакль был поставлен по «Картотеке» Тадэуша Ружевича и по ходу действия в обмен на кого-то из героев предлагались… носки.
Ольгу эта натуралистическая, в ее понимании, деталь неприятно поразила.
Юрий Михайлович периодически вытирал пот со лба и всячески утруждал свой академический ум, пытаясь настроить его на режим хотя бы малейшего понимания.
Химики вышли из зала скорее усталые, чем отдохнувшие. И, возможно, под влиянием принципов театра абсурда, а возможно, почувствовав острую необходимость в произнесении чего-нибудь значительного, судьбоносного, академик вдруг сказал следующее:
— Ольга, выходите за меня замуж.
И она ответила, возможно, слишком быстро:
— Я согласна.
Растегаев, казалось, очень удивился этому ответу, но все равно наклонился к ее руке и поцеловал.