Тогда рыжий, по-видимому «главный конструктор», повернулся к худому, который по своему положению, вероятно, был ниже рангом.
— Что это значит?
— Шнур я сделал по всем правилам. Полная гарантия, — доложил тот.
«Главный конструктор» обратился к толстому:
— Ну?
— Порох высшего качества — охотничий дымный, — и, как бы вымаливая снисхождение, добавил: — Ты же сам знаешь…
В этот миг из самовара ударил сизый дым. Совершенно неторжественно самовар подпрыгнул, как жирный гусь, завалился на бок и, жужжа и бабахая, разбрасывая огонь, с прискоками покатился вниз — туда, где, онемев от ужаса, замерли «конструкторы». Они не успели что-либо предпринять.
— Будьте му… — успел прокричать рыжий предводитель, но конец слова (вероятно, хотел сказать — мужчинами!) покрыл страшный грохот, и весь мыс мгновенно затянуло мутным клубящимся дымом. Где-то в вышине заливисто затрещал будильник.
Камни, сброшенные вниз взрывом, с гулким плеском вошли в воду, и над заливом повисла звонкая зловещая тишина.
— Черт возьми, что здесь происходит! — раздался гневный голос.
В тающем дымном облаке появился обнаженный до пояса широкоплечий человек. Он с болезненной гримасой отряхивался от пыли и песка.
Шагнув, он споткнулся о покореженное днище самовара. Поднял его и тотчас выпустил, потрясая рукой, — медь была страшно раскалена.
— Спасите! — донеслось до него.
Человек огляделся прислушиваясь.
Стон и мольба о помощи повторились.
Неподалеку от дымящейся воронки из кучи песка и камней торчали чьи-то исцарапанные до крови ноги в новеньких коричневых сандалетах.
Человек легонько потянул их — и вытащил на свет задыхающегося толстого мальчишку. Потряс его, подул в рот.
— Там… еще… есть… наши, — еле слышно проговорил пострадавший, не раскрывая глаз.
Пошарив в кустах, спаситель обнаружил вещмешок и еще двоих оглушенных мальчишек. Прицокивая языком сокрушенно, он снес их по крутой тропинке вниз, под скалу.
Прохладная вода и небольшой массаж помогли оживить незадачливых «конструкторов». Они очнулись и, не мигая, во все глаза уставились на незнакомца, стоявшего над ними. Было ему лет двадцать семь, не больше. По виду — русский. Сероглаз, светловолос, скуласт. Все в нем было обычно. Но он показался слегка контуженным мальчишкам странным, неведомым. И его серые пристальные глаза, смотревшие на них с ироническим сожалением и вниманием, и его русые ежиком волосы, топорщившиеся на крутых шишках, похожих на молодые рога бычка-годовичка, и его крепкая загорелая фигура — все казалось им неземным, нереальным. Всюду была разлита синева и блеск солнца, все переплеталось золотой колеблющейся вязью отраженных волн.