Вика и сама не знала. Просто в какой-то момент почувствовала себя такой одинокой, брошенной, никому не нужной, настолько незначительной… Ей просто необходимо было что-нибудь совершить. Какой угодно — но поступок. Вот и все. Вика это понимала, но могла ли она объяснить все это Лере, склонившейся над ней? Лере, которая, как выяснилось, проводит в палате интенсивной терапии уже третью бессонную ночь, поминутно вытирая холодные капли пота с Викиного лба. Той самой Лере, которая, как выяснилось, по ночам поила ее с ложечки прохладной водой, а она злилась в бреду — за то, что та не позволяет ей пить больше и все время твердит это слово «нельзя». Сказать ей, что Вика просто заскучала, что она решила доказать самой себе и всем окружающим, что она — существует? Но разве это не было очевидно? Или, может быть, признаться, что она просто хотела приблизиться к солнцу?
— Не знаю, Лерка. Я и сама не знаю.
— Тихо, — Лера осторожно приложила палец к Викиным губам и улыбнулась, — лучше молчи. Ты еще слишком слабая. Я задала тебе вопрос, но это не значит, что ты должна на него отвечать. Это я так, сама с собой…
— Расскажи мне… расскажи, как все было.
— Ты налетела на большую кочку. — Лера и виду не подала, насколько утомительно для нее было пересказывать всю эту историю, воскрешать в памяти все те события, свидетелем которых она не была, но представляла себе так отчетливо. — Машина перевернулась, тебя придавило…
Вика прислушалась к себе. Она не чувствовала боли, а поэтому не могла определить источник, из которого исходила вся эта слабость, физическую точку преломления абстрактных понятий — жизни и смерти… Лера поспешила ответить на ее невысказанный вопрос:
— Осколок лобового стекла. Он рассек тебе вену, и ты потеряла много крови. Очень много крови, потому что «скорая» приехала не сразу, а тот парень, который обнаружил тебя в кювете, не сумел как следует блокировать кровотечение. Он сделал тебе перевязку, но… В общем, — Лера вздохнула, — все обошлось.
Вика попыталась что-нибудь вспомнить. Физически ощущая, с каким напряжением работает мозг, она вдруг смутно различила в памяти знакомое лицо.
— Лера, скажи… Мне это просто показалось, или я действительно видела Кирилла…
Лера удивленно взмахнула ресницами, карие глаза заметно посветлели — так резко сузились зрачки, превратившись в едва заметные крапинки. А потом она вдруг улыбнулась:
— Значит, ты все помнишь!
— Я ничего не помню. — Вика попыталась пошевелить головой, по привычке подкрепляя слова мимикой, и в тот же момент почувствовала внутри сотни булыжников, маленьких и больших, но одинаково заостренных.