— По-моему, старый сукин сын просто хотел досадить Экису, — с довольной ухмылкой проговорила Элли, отхлёбывая чай, — Омали! Опять холодный!
— Вам показалось, пэри. Вы перенервничали, — усмехнулась я, покосилась на Элли и решилась спросить:
— Почему Вы так не хотите, чтобы Экис стал Императором?
Взгляд пэри стал острым, как бритва:
— Лишнее болтаешь, прислуга.
Я опустила глаза:
— Как скажете, пэри.
— Всегда бы так… А как вы думаете, какое у него лицо?
— У кого?
— У Эйтана, конечно! Каков он, новоявленный Наследник?
Мари призадумалась, а я прищурилась. Ловко Элли перевела тему, не придерёшься. Почему? Чем ей так не угодил Медный Лис? Высокомерен и жесток сверх меры, не поспоришь, но эти качества присущи большинству Императоров. Нет, тут нечто иное. Личное?.. Ох, отведи Танни-ти! Не хватало мне ещё оказаться в окружении человека, имеющего с будущим Императором личные счёты. Впрочем, моего ли ума это дело? Я сейчас должна вымыть посуду, выпроводить девчонок — всё равно Библиотека закрыта — и приготовить Смотрителю ужин. Наверняка старик вернётся усталым и изможденным, рухнет в скрипучее кресло, укроет пледом ноги и попросит чаю. А потом мы будем с ним говорить, и я уже придумала, о чём его расспрошу. Хотелось бы узнать, что думает о сложившейся ситуации Дэр Сахрос, и как он оценивает шансы назначенного Наследника…
— Омали, Смотритель с Архивариусом так и не пришли… Может, мне остаться с тобой? — на меня смотрели искренние зеленовато-карие глаза. Я невольно улыбнулась:
— Спасибо, Мари. Не переживай, я давно не боюсь оставаться одна. Иди домой, родители наверняка заждались.
— Ну, тогда до завтра! — брюнетка неуверенно улыбнулась на прощание, и входная дверь хлопнула.
Я осталась одна.
Некоторое время я пыталась читать, но слова путались, а смысл написанного до меня не доходил. Тёмными волнами начала накатывать головная боль. Отложив старинный фолиант, я легла на один из диванчиков, на секундочку прикрыла глаза…
И задремала.
Глава 3. Змей, письмо и клинок у горла
Если бы сейчас я мог смотреть в глаза опасности, рисковать жизнью, сражаться — это стало бы для меня освобождением…
Г. Гимлер
Проснулась резко, словно кто-то меня толкнул, и осознала, что уже наступила ночь. Было тихо и темно, только дождь стучался в стекло. Я подскочила, движимая дурным предчувствием.
— Господин Смотритель! — позвала я, просто чтобы услышать свой голос, — Господин!!
Тишина. И стук капель. И стройные ряды книг. И пугающие тени.
Я одна. Я боюсь быть одна…
Меня лихорадило, и только усилием воли я заставила детские страхи отступить прочь. Я взрослая и сильная, мне не пристало бояться. Тряхнув головой, я, не зажигая огня, прошла в холл.