– Это комплимент. Такие женщины, как ты – нестандартные, – большая редкость среди вашего племени.
– Тебе и невдомек, как дорого мне это обходится.
Он придвинулся к ней.
– Я абсолютно уверен в том, что ты была и есть выше этого, – тихо проговорил Колин.
Слова хоть и лестные, только изменить ничего не могли.
Он взглядом ощупывал ее лицо. Анджелина поневоле заглянула в эти карие с золотистыми искорками глаза и почувствовала, как покоряется силе его воли. Она облизнула пересохшие губы, но добилась лишь того, что Колин перевел взгляд на ее рот. Музыка и голоса в гостиной вдруг отдалились. Ей показалось, что он гипнотизирует ее. Когда глаза, обрамленные густыми черными ресницами, остановились на ее груди, она физически ощутила прикосновение его взгляда. Сердце бешено заколотилось. Анджелина затаила дыхание.
Это было какое-то безумие. Ее вовлекали в игры с соблазнением в гостиной, на глазах их семей и местного викария. Надо стряхнуть наваждение, которое он навлек на нее. Господи, помоги! Она не может позволить себе терять разум. И все равно, когда он взял ее за руку, она уступила. Что-то внутри ее желало быть к нему еще ближе и чтобы ее обволакивал мужской запах сандалового дерева, смешанный с чем-то особенным, принадлежавшим только ему. В тот момент у нее возникла неясная мысль, что она лишится всего этого, если выберет для себя независимую жизнь. Однако Анджелина понимала, что проблема выбора перед ней не стоит, это в высшей степени маловероятная ситуация. Значит, надо наслаждаться текущим моментом и получать удовольствие от общения с Колином.
Он подвел ее к банкетке у окна, а когда они сели, опустил голову и тихо произнес:
– Если в течение нескольких дней ничего не изменится, я уеду.
– Зачем?
Колин покачал головой:
– Это непереносимо – наблюдать, как отец продает Сомеролл. Лучше ничего этого не видеть. Я не ангел, но мне претит устраивать сцены или портить настроение людям, которые приехали погостить. Мне вообще не нужно было сюда являться. – Он тяжело вздохнул. – Я знал, что все к тому идет, но лелеял надежду.
– Ты не должен сдаваться.
– Он уже не раз сказал «нет», а я не хочу его умолять, меня это унижает. И, между нами, если он действительно продаст Сомеролл, ноги моей здесь больше не будет. Я не вынесу этого.
– А как же семья?
– Понятия не имею. Я только знаю, что не позволю никому, даже отцу, распоряжаться моей жизнью.
– Подумай еще как следует. Ты будешь потом жалеть, что отказался от борьбы за то, что принадлежит тебе по праву.
– Спасибо, что согласилась помочь. А теперь я, пожалуй, потихоньку ускользну отсюда.