За жизнь. Очень короткий метр (Сухотина) - страница 20

Одна учившаяся в Европе землячка Эворы вспоминала: поначалу очень тяжко было объяснять одноклассникам, что такое Кабо-Верде и где это. Приходилось чертить рукой в воздухе Африку, тыкать пальцем рядом с этим контуром… Ей самой в итоге начинало казаться, что она никто и ниоткуда. Но через несколько лет, услышав «я из Кабо-Верде», люди стали кивать и говорить: а! Сезария Эвора! И это звучало как приветствие, как отзыв на пароль.


Сюжет третий, лирический


Конечно, то самое Кабо-Верде я тоже видела только на фотографиях Google Earth и в документальном фильме про Эвору. Главное впечатление: это даже не Третий мир, а какой-нибудь седьмой. Или двадцать девятый. Почти все и правда ходят босиком; воду вытягивают из колодцев крошечными флягами – видимо, они прорыты так узко и глубоко, что другой сосуд не пролезет. Страшно думать, сколько раз надо вытянуть такую флягу, чтобы набрать хоть одно ведро… Везде бурые камни и песок, из растительности – чахлые пальмы. Основа рациона – океанская рыба, и вокруг рыбного рынка вертится вся жизнь.

Говорят, абсолютно все кабовердийцы поют, и можно понять, почему. В таких местах – либо петь, либо утопиться. Но люди, которые так тяжело работают чтобы выжить, топиться не пойдут. Правда, охотно топят усталость в бутылке: алкоголизм – проблема государственного масштаба. И поют морны (которые по звучанию иногда неожиданно похожи на русский романс с цыганской примесью).

У морны протяжная, минорная мелодия и очень простые слова, которые повторяются много раз, видимо, пока певец не устанет. Темы и настроение большинства текстов можно передать креольским словом sodade. Им обозначают целый клубок переживаний: желание чего-то невозможного; тоску по прошлому, по родине, по человеку; предчувствие разлуки; осознание, что встречи может и не быть. В общем, я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду. Самая знаменитая песня, «визитная карточка» Эворы так и называется – Sodade. (Под эту песню ее и хоронили – многотысячной толпой, с почестями и салютом, покрыв гроб государственным флагом.)

Пожалуй, есть справедливость в том, что у «большого мира» морна теперь ассоциируется именно со звуком женского голоса. Это ведь прежде всего песня ждущих на берегу женщин. Тамошние мужчины всегда уходили от них в море – ловить ли рыбу, искать ли лучшей жизни – и далеко не всегда возвращались. А женщины оставались и вспоминали. Правда, если поинтересоваться сочинителями морн, находишь все больше мужские имена. Но и в этом распределении ролей видится житейская логика. Мужчина сочинял мелодию, напевал ее своей подруге, и уплывал. Оставлял женщине песню (и, как водится, ребенка). Женщина потом растила ребенка и бесконечно пела песню – что еще ей было делать.