Своя комната показалась старой и мертвой. Стены давили.
Надо зайти к Агате, проследить, чтобы она расправила кровать, чтобы почистила зубы, чтобы собрала рюкзак на завтра.
Утром хлеб так и остался лежать на столе. Черствый. Теперь его лишь на корм голубям и уткам. Они раньше ходили с Агатой в парк. Девочке нравились утки. И белки. Она их кормила с руки. Раньше…
Не стала даже пить чай, стояла у окна, ждала.
Хлопнула одна дверь, хлопнула другая. Агата пошла в туалет.
– Надо что-то делать, – тихо сказала мама.
Шаркали шаги.
– Тебе надо, ты и делай, – ударило в спину.
– Ты идешь сегодня в школу?
– Иду. На второй урок.
Второй урок. Мама уже уйдет, на работу, ей к девяти.
– Во сколько сегодня придешь?
– Синявина к себе звала. У нее днюха.
На мгновение вернулась жизнь. День рождения – как будто из прошлого, что-то хорошо забытое, радостное.
– Ты придумала, что ей подарить? – спросила, торопясь. – Есть деньги на подарок?
Дверь комнаты захлопнулась, отсекая последний вопрос.
Мама ждала, надеясь на чудо. Сейчас… вот-вот… сию секундочку дверь откроется и к ней вернется прежняя Агата. Нет, не добрая милая девочка, она такой никогда не была. Агата всегда была огненной, всегда резкой. Но сейчас… сейчас был пепел, не огонь.
– Иди к психологу, – посоветовали на работе. – Тут нужен специалист.
К специалисту идти было страшно. Почему она должна чужому человеку рассказывать о своих неудачах? И потом – ничего еще не произошло. Надо всего лишь подождать. Немного. Она сейчас вдохнет воздуха на работе и снова попробует с Агатой поговорить. Мама представила этот разговор и зажмурилась.
Психологом был мужчина с незапоминающимся лицом. Вроде красивый, вроде участливый, но отвернись – не вспомнишь.
– Она вами манипулирует.
– Что?
Врет! Нагло придумывает. Чтобы ее Агата издевалась над любимой мамой?
– Испытывает зону своего влияния. Вы ругаете свою дочь?
– Да.
– Ударить хочется?
Вопрос был прост в своей искренности. Но ведь бить детей нельзя, за это могут отдать под суд. Столько случаев, когда детей забирали! Но этот бесцветный мужчина все знает. Смотрит, чуть улыбается.
– Я скажу по-другому. – Мужчина уселся в кресле поудобней. – Мы кричим и деремся, только когда нам не все равно. Если человек безразличен, мы и переживать не будем. Но если нас что-то задевает, вот тут мы восстаем. Вы переживаете за Агату, вам обидно, что она так себя ведет, вам не все равно, что с ней происходит. Именно поэтому она такая. На ваше доброе слово она будет отвечать грубостью. Потому что ее грубость ничего не изменит в вас. Вы все равно будете ее любить, будете готовить ужин, спрашивать про школу, покупать одежду. Ваша дочь понимает свою безнаказанность. И каждый раз проверяет ее границы. Раньше против ее хулиганства был ваш авторитет. До какого-то возраста дети еще боятся взрослых, опасаются учителей. Но в тринадцать-четырнадцать лет это заканчивается. Они понимают, что взрослые ничего им сделать не могут. Максимум – наорать или ударить. Но можно наорать в ответ, на удар ответить ударом, или, что еще страшнее, они могут просто уйти, чтобы вы еще больше переживали.