— Вашему Безмолвному Царю лучше бы заговорить, — сквозь стиснутые зубы процедил Данте, — и объяснить, почему он позволяет себе оскорблять нас этой… этой… пародией на возлюбленного лорда Сангвиния. Это какая-то насмешка, и я не потерплю подобного! Если он полагает, будто мы благосклоннее отнесёмся к его требованиям, если он выдвинет их, натянув лицо нашего святого основателя…
— Это не так, Данте из Кровавых Ангелов, — прервал его герольд. — Могучий Сарех, последний и величайший из Безмолвных Царей, чтит вашего отца-ангела и соглашение, что мы хотели заключить с ним в прошлом.
При этих словах у меня перехватило дыхание. Даже Данте дёрнулся.
— Ложь, — пробормотал он. — Он ни за что не стал бы договариваться с иноземной мразью.
— Безмолвный Царь не способен лгать, Данте из Кровавых Ангелов, ибо он не говорит. И не станет. Не с тобой. Но ваш отец-ангел счёл бы благоразумным подобный союз, и мы надеемся, что вы тоже сможете. Тираниды на подходе, и не важно, кто из нас решит остаться или уйти. Конфликт между нами был ошибкой. Наш успех уже высчитан.
Магистр ордена широко в сторону отвёл руку с раскрытой ладонью. Капитан Тихо и я последовали примеру, стараясь вести себя как можно естественнее, чтобы некроны не уловили истинного смысла этого движения.
Все трое людских посланцев держали правые руки на виду. Необычный жест. Вероятно, выражающий почтение величественному царю, как естественно превосходящему их созданию.
Позднее Аммег предположила, что так они показывали свою безоружность, но мне представляется это сомнительным.
Так или иначе, но вскоре союз был заключён.
Невежество людей с лёгкостью обернулось нам на пользу.
Я видел как Данте, будучи не в силах отвести глаз от маски Безмолвного Царя, обдумывал слова глашатая.
— Тогда зачем? Зачем захватывать этот мир и защищать его от нас, когда мы пришли отвоёвывать его?
— Конфликт между нами был ошибкой, — повторил вершитель. — Могучий Сарех, последний и величайший из Безмолвных Царей, не захватывал этот мир. Он намеревается спасти его от Пожирателя.
Наступила очередная долгая пауза, и я стал разглядывать членов царского двора. Тогда как подлинные намерения живых существ может выдавать язык тела или едва заметные привычки, этих машин нельзя было разгадать. Не исключено, что по этой причине, на то, как я воспринимал их, влияли мои собственные мысли. Безмолвный Царь продолжал печально смотреть на нас, отчего мне стало не по себе, и я беспокойно заёрзал.
За всё время, впервые в своей жизни, я почувствовал дрожь сострадания к некронам. Может, в самом деле, мы глубоко заблуждались в них?