Он опустился в красное кожаное кресло, а я подошел к своему письменному столу, развернул кресло так, чтобы сидеть к нему лицом, опустился на сиденье и посмотрел на него – вежливо, но без воодушевления. Его костюм, купленный за тридцать девять долларов девяносто пять центов, неважно сидел и был скверно выглажен, а трехдолларовую рубашку он явно носил второй, а то и третий день подряд. Но дело было не столько в одежде, сколько в нем самом. Нет, ничего особенного, человек как человек. Длинное костистое лицо, высокий лоб. Просто он не производил впечатления субъекта, способного существенно увеличить банковский счет Ниро Вульфа.
На данный момент, то есть на понедельник, начало мая, учитывая чеки, которые я только что вынул из ящика и положил на подпись Ниро Вульфу, сумма на нашем счету сократилась до четырнадцати тысяч ста девяноста четырех долларов шестидесяти двух центов. На первый взгляд это не так уж мало, если не знать наших нужд.
Начнем с необходимости еженедельно выплачивать жалованье Теодору Хорстману, ухаживающему за орхидеями, Фрицу Бреннеру, нашему шеф-повару и дворецкому, и, наконец, мне, состоящему при Вульфе для особых поручений. А счета от поставщиков провизии, включая такие деликатесы, как свежая икра, с которой Вульф любит есть на завтрак яйца, сваренные на маленьком огне? А расходы на оранжерею, устроенную на крыше старого особняка, не говоря уже о пополнении коллекции орхидей? То-се, пятое-десятое, и в среднем на хозяйство уходило более пяти тысяч.
А ведь впереди маячила роковая дата, пятнадцатое июня. Еще пять недель – и придет время платить подоходный налог. Так что, если на горизонте не забрезжит перспектива огрести приличный гонорар, забраться в заветную банковскую ячейку придется еще до четвертого июля.
Вот почему, выйдя в прихожую на звонок и узрев сквозь стеклянную панель с односторонней видимостью незнакомца без коммивояжерского саквояжа с образцами товара, я счел уместным широко распахнуть входную дверь и одарить посетителя сердечной улыбкой.