Кэл Бэрроу стоял возле задних ног, вытянув руку и обхватив скрученное лассо, накинутое на луку ковбойского седла. Его иссера-голубые глаза – по крайней мере, та их часть, что виднелась из-под полуопущенных век, – были устремлены на меня. Говорил он тихо и вяло, да еще через открытую дверь снаружи доносился гомон веселой компании, но у меня хороший слух.
– Да ничего страшного, – говорил он. – Вообще-то я хотел спросить у вас, как бы мне спустить шкуру с одной гадины в этом городе. – Чтобы передать, как фраза прозвучала в действительности, мне пришлось бы написать ее так: «Ващет, я хател прасить у вас, как бы мне спустить шкуру с адной хадины», но это слишком сложно, и в дальнейшем все звуковые эффекты я оставляю на ваше усмотрение, если вам охота напрягаться.
Я водил пальцами вверх-вниз по гладкому стремянному ремню, дабы наблюдатели, если таковые имелись, решили, будто мы обсуждаем седло.
– Полагаю, – отозвался я, – гадина эта двуногая.
Тут из-под арки появилась и направилась к двери на террасу каугерл по имени Нэн Карлин, шатенка, в расстегнутой до ложбинки на груди розовой шелковой рубашке и полагающихся по неписаному ковбойскому уставу «ливайсах». Она старательно поднимала каблуки расшитых сапог, норовя пробиться сквозь ворс кашанского ковра, обошедшегося Лили Роуэн в четырнадцать тысяч баксов.
Я вынужден был немного повысить голос, чтобы ей не пришлось напрягать слух, если любопытство вдруг разыгралось.
– Естественно, – изрек я, потирая кожу ремня, – его можно размягчить и самому, но почему их сразу такими не делают?
Но, пожалуй, я вас несколько запутал. Персидский ковер с цветочным узором в семи оттенках никак не подходит для выпаса лошадей. Лучше мне все объяснить. Задние ноги, что я упомянул вначале, принадлежали ко́злам. Седло предназначалось победителю в состязаниях по метанию лассо, которые должны были начаться через час. Кашанский ковер, девятнадцать на тридцать четыре фута, устилал пол гостиной в пентхаусе Лили Роуэн, располагавшемся на крыше десятиэтажки, что стоит на Шестьдесят третьей улице, между Мэдисон– и Парк-авеню, на Манхэттене.