Ламздорф не понял, что самый страшный хомут тот, в который запрягают для поездки на войну. А в такой «хомут» запрягала нас Франция. Да ещё при этом и вела себя крайне высокомерно после неудач России в русско-японской войне. Тот же Нелидов предупреждал офицеров Генштаба капитанов Половцева и Игнатьева, приехавших в Париж в служебную командировку: «Учтите, что здесь в моде mot d’ordre (лозунг) «La Russie ne compte plus!» («С Россией больше не считаются»).
ТАК ОБСТОЯЛО дело на Европейском континенте. Но оставалась же ещё и Англия… И там начинали преобладать очень нехорошие тенденции. Скажем, со времен друга Ротшильдов, Дизраэли-Биконсфилда, в политической жизни британцев становилось всё более ощутимым еврейское видимое участие, хотя история его невидимого участия уходила как минимум во времена Оливера Кромвеля.
Эта новая политическая черта английского общества проявилась не только в прижизненной роли Дизраэли, но ещё более зримо – в посмертном его почитании. День его смерти, 19 апреля 1880 года, на десятилетия стал для королевского двора и консерваторов «Днем подснежника». Почивший лорд особенно уважал этот цветок.
Лейб-публицист Сесиля Родса – редактор иоганнесбургской «Star» Монипенни – скорбел о Дизраэли лишь чуть меньше, чем лейб-публицист самого Дизраэли – многолетний редактор «Times» Бакли. Что всё это означало для Англии в канун нового века?
Ну, во-первых, это означало усиление транснациональных, то есть для Англии – антинациональных, тенденций во внешней политике. То, что было выгодно лондонским Ротшильдам, было выгодно и Ротшильдам парижским, и Варбургам берлинским, и Варбургам заокеанским. Но далеко не всегда это было выгодно даже всем английским лордам.
О народе можно и не говорить.
Между прочим, Гилберт Кийт Честертон – не только создатель образа патера-детектива Брауна, но и самобытный философ – писал: «Бенджамен Дизраэли справедливо сказал, что он на стороне ангелов. Он и был на стороне ангелов – ангелов падших. Он не стоял за животную жестокость, но он стоял за империализм князей тьмы, за их высокомерие, таинственность и презрение к очевидному благу».
Напомню, что падший ангел Библии – это Сатана…
Что же до слов Дизраэли о якобы приверженности ангелам, то особую пикантность его заявлению придавало то, что лорд встал на их сторону во времена бурных споров, вызванных опубликованием «Происхождения видов» Чарльза Дарвина. Тогда-то лордом и было заявлено, что по Дарвину-де человек либо обезьяна, либо ангел и сам Дизраэли – «на стороне ангелов».
Если вспомнить, что Дьявола порой именуют «обезьяной Бога», то с поправкой Честертона вся эта история приобретает дополнительную и не очень-то забавную глубину.