Но Жанна молчала.
— Бургундцы осадили Компьен… ты поспешила на помощь и попала в плен… в том была воля Господа. Ты сама говорила так… нет, это не снимает вины с меня… я виноват… бросил тебя… мне следовало сразу выступить, а я ждал… я предал тебя еще тогда, в детстве, и предал снова…
Он начинал плакать и жаловаться, бил себя кулаком в грудь, становился на колени в пьяной неискренней молитве…
Однажды, Жиль не мог бы сказать, сколько времени прошло, в его нынешней жизни время было еще одной неопределенностью, появился Гийом. Он вошел, огляделся и произнес:
— Ты жалок, друг мой. Посмотри на себя.
Жиль не мог.
Он смотрел и видел мертвеца.
— О да… все куда хуже, чем я думал, — произнес Гийом, морщась. — Ты, дорогой Жиль, оказался слаб… печально…
Он сел в кресло и ноги вытянул, а руки сложил на животе.
— Скажи мне, что тебя столь гложет, что ты предаешься подобному безумию? — Гийом обвел рукой комнату, которая за прошедшие дни преобразилась. — Твоя супруга пребывает в печали и весьма о тебе беспокоится, но не смеет нарушить твое уединение… В чем дело?
— Ты знаешь.
— Все еще печалишься о той девке?
— Она не была девкой!
— Была, — спокойно ответил Гийом. — Девицей. Женщиной. Как хочешь, так и назови, но факта не изменить. И была безумна, но почему-то вы все приняли это безумие за проявление святости.
Гийом пнул золотой кубок, который покатился, расплескивая остатки вина.
— Чего ты от меня хочешь?
Гийом не ответил. Он никогда не отвечал на вопросы прямо. И сейчас замолчал, и молчание это длилось, длилось…
— О тебе пошли нехорошие слухи, Жиль, — произнес он наконец. — Пока им не верят, но… лишь пока.
— Какие слухи?
— Говорят, что будто бы твой дед обучил тебя неким вещам, которые доброму католику знать не пристало… и будто бы ты душу не то продал, не то продать собираешься…
Если бы она была у Жиля, он бы продал, обменял на иную, которая ушла.
— Пока слухам этим не больно-то верят… но послушай моего совета. Уезжай.
— Куда?
— Домой. Война еще длится, но исход ее уже предрешен. — Гийом поднялся. — Народ не простит англичанам ее смерти…
— И это выгодно тебе?
— Ты удивлен?
— Нет.
— Выгодно. Видишь ли, друг мой, между нами разница в том, что я не боюсь признать очевидное. Мертвая Жанна мне ближе и полезней живой. Безопасней. Англичане сделали за нас всю грязную работу… уверенные, что если ее не станет, то к ним вернется удача… а теперь их ненавидят все, от мала до велика… и значит, им на этой земле не зацепиться. Мы же можем скорбеть. Воевать. И побеждать.
— Ты ублюдок, — спокойно произнес Жиль.
— Знаю. — Гийом усмехнулся: — Как и ты. Но я хотя бы не пытаюсь представить себя благородным рыцарем…