— И на старуху… на Ольгу… на всех нас.
Жанна отвернулась.
И что она поняла? Что семейная легенда имеет право на жизнь? Или что воображение Жанны само наделило ее этим правом? Воображение у нее всегда было чересчур уж живым. Так стоит ли искать сверхъестественное на пустом месте?
Не лучше ли заняться тем, чего ради они сунулись в мастерскую?
Кажется, Кирилл и сам пришел к такому же выводу. Он убрал картины в шкаф и открыл второе отделение.
— Игорь.
Его работы были… техничны.
Пожалуй, что так. Жанна мало смыслила в искусстве.
Красиво. Пейзаж. Три березы и пруд. Темная вода. Кувшинки. Стрекозы. Все реалистично и… мертво? Картина была точна, как фотография, но напрочь лишена жизни.
И следующая, с яблоками.
Портрет старухи, безжалостно точный — Игорь не оставил без внимания ни одной морщины, но при том старуха вышла ненастоящей, кукольной какой-то.
— Он был… хорошим копиистом. — Кирилл вытащил очередную картину. — Уникальным даже…
Рыжеволосая женщина в раковине средь пены морской.
— Рождение Венеры, Боттичелли… Игорь тогда совершал тур по Европе… в образовательных целях.
Эта картина была живой.
— Вот привез в подарок матери… только, полагаю, ей не понравилось. Она была из тех, кто уверен, что шедевр может существовать лишь в единственном экземпляре.
Не шедевр, но картина безопасна.
Умиротворяюща.
И Жанна с удовольствием забрала бы ее. Ну да, конечно, она ведь ничего не смыслит в живописи.
— А по мне, лучше талантливый копиист, чем бесталанный творец… оно как-то безопасней. — «Венеру» Кирилл вернул на место. — Это уже в запое…
Нынешнее полотно разительно отличалось от предыдущих. Резкие мазки, злые даже.
Снова желтый.
И красный.
Оранжевый.
Все оттенки алого, от темного, винного, с чернотой запекшейся крови, до яркого-яркого. И в мазках этих, наслоившихся друг на друга, ничего не понять.
Кирилл вертит картину, а Жанна всматривается, хотя сие занятие лишено смысла. Просто гнев, выплеснутый на холст.
И обида.
— Есть еще пара таких… — Кирилл убрал и эту картину, чтобы перейти к следующей ячейке. — А ведь похоже, что он и вправду писал. Раньше она была пустой.
Лица.
Темно-зеленое — Ольги, но зелень эта вовсе не та, которая приятна глазу. Напротив. Болотная. Мертвенная. И само это лицо — лицо утопленницы, распухшее, с искаженными чертами. Жанна смотрит на него, зажимая рот рукой.
Ее мутит.
Кирилл красный, перекроенный и выглядит отвратительно, но вместе с тем его портрет притягивает взгляд.
— Демон какой-то. — Оригинал хмурится, но картину убрать не спешит. — Забрать надо будет… какой-то я здесь…
— Характерный.