– Где ты был всю ночь? – Она отложила ноты, спрыгнула с подоконника на пол и подошла к Майклу, глядя на него снизу вверх своими требовательными зелеными глазами. Вся ее нагая фигурка выражала сдержанное негодование ревнующей женщины – эти глаза, эти пушисто-колючие ресницы и даже торчащие сосочки ее груди. Майклу стало смешно, и он протянул руку:
– Они сейчас лопнут от гнева…
Но она не дала дотронуться до себя, уклонила тело от его руки и одновременно вытянула к Майклу голову с острым, нюхающим воздух носиком.
– От тебя пахнет «Obsession». Ты стал знаменитым и завел себе другую, да?
– Глупая, никого я себе не завел… – Он потянулся обнять ее, но она опять отстранилась.
– Где же ты был?
Никогда прежде она не задавала ему таких вопросов, но, правда, никогда прежде он и не давал ей повода для этого. Теперь это бешенство ревности в горящих зеленым огнем глазах и в худенькой, с торчащими сосочками фигурке даже возбудило Майкла.
– Я был у нашего посла. Он заболел, и пришлось просидеть возле него всю ночь… – Пытаясь обнять Полину, Майкл плел первое, что приходило в голову.
– А при чем здесь «Obsession»?
– Не знаю. Может быть, мой пиджак висел рядом с плащом его жены…
Но в глазах Полины не было полного доверия даже тогда, когда через несколько минут он уложил ее в постель.
– Ты правда не был с другой женщиной? – спрашивала она, сжимая свои ноги замком.
– Правда…
Он взял ее почти силой – с такой неохотой она разжала ноги. И тут же слезы брызнули из Полиных глаз.
– В чем дело? – остановился он. Никогда до этого он не видел, чтобы она плакала.
– Я умру… – сказала она сквозь слезы. – Ты был с другой женщиной. И если у нее СПИД – я умру…
Майкл был потрясен. Русские называют СПИДом AIDS. Эта девочка, зеленоглазая русская белоснежка, любит его так, что отдается ему, даже полагая, что рискует при этом жизнью?
И как ни устал он за эту длинную, с челночным полетом в Вашингтон и обратно ночь, следующие двадцать минут прошли так бурно и нежно, что он почти забыл о той красотке-брюнетке, с которой еще два часа назад целовался в Брюссельском аэропорту. А спустя двадцать минут он упал на кровать лицом в подушку и заснул мертвецким сном.
Полина лежала возле него еще минуть пять – с открытыми глазами и совершенно неподвижно. Затем встала, вышла на кухню, выпила полстакана воды из крана, надорвала пакетик с парой новеньких резиновых кухонных перчаток и надела их на руки. Но вместо того чтобы мыть посуду, открыла дипломат Майкла, с которым он прилетел из Брюсселя, порылась в бумагах. Однако того, что она искала, здесь не было. Она вернулась в спальню, мельком глянула на спящего Майкла, сунула руки в оба внутренних кармана его пиджака. В одном из карманов был бумажник с американским паспортом Майкла, его автомобильными правами и кредитными карточками. Во втором – белый длинный, плотный, импортный, запечатанный конверт без всякой надписи. Она понюхала конверт – от него не пахло. Похоже, это то, что нужно, но на всякий случай она подняла с пола брюки Майкла и ощупала карманы. В карманах были только деньги – рубли и доллары. Это ее не интересовало, она сунула деньги обратно. Набросив на себя рубашку Майкла, с конвертом в руках она вышла из спальни, тихо открыла входную дверь и протянула конверт женщине и мужчине, которые стояли за этой дверью на лестничной площадке.