И теперь он здесь, должен вернуть разобиженного, обнаглевшего поэта мелкому барону из Арбонны, чтобы жена барона могла поцеловать этого человека в лысеющий лоб — и бог знает куда еще — и сказать, как она ужасно сожалеет, что закричала тогда, когда он набросился на нее в постели.
Далеко от Портеццы. От Гораута. От тех дел, в которых пристало участвовать мужчине. Тот факт, что Блэз ненавидел почти все в Горауте, который был его домом, и доверял от силы полудюжине тех дворян Портеццы, с которыми был знаком, откровенно говоря, ничего не менял в этой ситуации.
— Тьерс и Жиресс, ждите здесь, — шепнул он через плечо двум молодым коранам. — Нам не понадобится для этого шесть человек. Свистните, как корф, если что-то случится. Мы вас услышим. Маффур, тебе объяснили, какую речь надо произнести. Откровенно говоря, лучше ты, чем я. Когда попадем в сад и я дам тебе знак, иди и попробуй, может, что и получится. Мы будем поблизости.
Он не стал ждать согласия. На данном этапе любой мало-мальски порядочный мужчина должен был знать, что надо делать, не хуже его самого. А если, на взгляд Блэза, эту вылазку хоть что-то могло оправдывать, так это возможность узнать, на что годятся эти семь коранов Арбонны, которых он обучает.
Не оглядываясь назад, он пополз на четвереньках по влажной, прохладной траве к просвету в живой изгороди, отмечавшей вход в сад. Эврард продолжал свои упражнения, теперь он пел что-то о звездах и белых шапках пены на волнах.
В своем раздражении этим человеком, самим собой, самим этим поручением, он чуть было не уткнулся головой, совершенно непозволительно для профессионала, прямо в задницу жрицы, которая стояла, спрятавшись за ближайшей к входу пальмой. Блэз не понял, находилась ли она здесь, чтобы охранять поэта или в качестве поклонницы его искусства. Некогда было исследовать подобные нюансы. Один звук из уст этой женщины мог их всех погубить.
К счастью, она как зачарованная смотрела на поющего неподалеку от них поэта. Блэз увидел Эврарда, сидящего на каменной скамье у ближнего края пруда в саду, спиной к ним, который беседовал сам с собой или с тихими водами, или с кем там принято беседовать поэтам.
Презрев учтивость, Блэз вскочил на ноги, схватил женщину сзади и зажал ей рот ладонью. Она втянула воздух, чтобы закричать, и он сильнее сжал ее горло и рот. Убивать им запрещено. И в любом случае он против ненужных смертей. Наученный убийцами Портеццы действовать без шума, Блэз держал сопротивляющуюся женщину, перекрыв ей доступ воздуха, пока не почувствовал, как она тяжело обмякла у него в руках. Он осторожно ослабил хватку, зная этот старый трюк. Но сейчас подвоха не было; жрица безвольно лежала в его объятиях. Она была крупной женщиной, с неожиданно юным лицом. Глядя на нее, Блэз усомнился, что она охраняла поэта. Интересно, как ей удалось выбраться за пределы обители жрецов; такие вещи могут когда-нибудь пригодиться. Только он не собирается слишком спешить с возвращением сюда.