— Почему, — спрашивает король Гораута Адемар наконец, и голос его кажется еще более высоким и сварливым после низкого голоса верховного старейшины, — это такая уж глупая идея, чтобы я женился на Синь де Борбентайн?
Герцог Ранальд вдруг резко садится, на его губах играет мстительная улыбка. Он нетерпеливо дергает коленом, пресекая попытку покорной женщины под столом возобновить ласки. В дальнем конце зала, замечает он, его жена снова смотрит в окно, повернувшись спиной к королю и придворным. Начался дождь. Он несколько секунд глядит на профиль Розалы, и странное выражение мелькает на его лице. Потом он берет бутылку и снова пьет.
«Единственное, чего я действительно не понимаю, — думает в это мгновение Розала де Гарсенк, глядя на холодный, упорный, косой дождь и окутанные туманом восточные болота, — это то, кого из них я презираю больше».
Мысль не новая. Она провела довольно много времени, пытаясь решить, кого она больше ненавидит: вечно колеблющегося, постоянно пьяного мужчину, за которого ее заставил выйти замуж покойный король Дуергар, или опасного, коварного, одержимого Коранносом верховного старейшину, отца ее мужа. Если она сделает, как сегодня, один маленький, но такой естественный шажок дальше, то легко включить сына Дуергара, ныне короля Гораута Адемара в эту отвратительную компанию. Отчасти из-за того, что она постоянно, с тревогой сознавала, что, когда родится ребенок, которого она носит, ей придется сражаться с королем по особой причине. Она не знает, почему он выделил ее, почему ее поведение его привлекло — а скорее всего, раздразнило, как иногда думает она, — но невозможно не понять откровенного взгляда светлых глаз Адемара и того, как он надолго останавливается на ней. Особенно в опасное здесь, в Кортиле, ночное время, после того как выпито слишком много эля за пиршественными столами, но до того, как женщинам дозволяется уйти.
Одна из причин ее презрения к мужу, возможно, несправедливого, — это то, что он замечает взгляды короля, брошенные на нее, и равнодушно отворачивается к своим костям или кубку. Герцог де Гарсенк, несомненно, должен, думала Розала в первые месяцы их супружества, иметь больше гордости. Однако оказалось, что единственными людьми, способными разбудить в Ранальде нечто вроде страсти или присутствия духа, были его отец и брат, и здесь, разумеется, скрывалась своя старая, мрачная история. Иногда Розале кажется, что она всегда участвовала в их истории. Трудно ясно припомнить то время, когда сеньоры Гарсенка не опутывали ее сетями своих семейных распрей. Дома, в Саварике, все было иначе, но Саварик давно остался в прошлом. Поднимается ветер, прилетает на восток и приносит капельки, а потом и плотные струи дождя, которые влетают в окно и падают ей на лицо и корсаж платья. Она не возражает против холода, даже рада ему, но теперь приходится думать о ребенке. Она неохотно снова поворачивается к полному дыма, душному, переполненному залу и слышит, как отец ее мужа начинает рассуждать о насильственных браках и завоевании теплого, солнечного юга.