Он подошел к правому ящику в столе мисс Рамси и вытащил книгу.
– Думаю, это была последняя запись. Как видите, он держал их у себя не более пяти минут. Но, наверное, последним, кто видел ключи, будет Генри Блоксэм. Прошлой ночью он готовил церковь для повечерия. Когда он забирал ключи, я был здесь, а когда возвращал – в соседней комнате. Если бы какой-то связки не было, он бы об этом сказал.
– А вы сами видели, как он повесил ключи, отец?
– Нет, я сидел в кабинете, но дверь между комнатами была открыта, и он пожелал мне доброй ночи. В книге не будет никаких отметок, так как студенты, которые берут ключи перед службой, не должны за них расписываться. А теперь, коммандер, я настаиваю, чтобы мы прошли в церковь.
В доме было все так же тихо. Они молча прошли по мозаичному полу коридора. Но когда отец Себастьян направился к двери в раздевалку, Дэлглиш сказал:
– От северной галереи лучше держаться подальше.
Больше никто из них не произнес ни слова, пока они не дошли до двери в ризницу. Отец Себастьян нащупал свои ключи, но Дэлглиш его опередил:
– Я открою, отец.
Коммандер отпер дверь, притворил ее за собой, и они прошли в церковь. Он не стал тушить свет над «Страшным судом», и вся ужасная сцена, развернувшаяся под картиной, была как на ладони. Недрогнувшим шагом отец Себастьян подошел к архидьякону. Сначала он молча взглянул на оскверненную картину и только потом опустил голову вниз, на своего мертвого противника. Перекрестившись, он преклонил колени в безмолвной молитве. Дэлглишу стало интересно, какие слова выбрал отец Себастьян, чтобы обратиться к своему Богу. Вряд ли он мог молиться за душу архидьякона, ведь это было бы равносильно анафеме для бескомпромиссного протестантизма Крэмптона.
Он подумал, какие слова сам счел бы подходящими, если бы молился в этот момент. «Помоги мне раскрыть это дело, причинив невиновным как можно меньше страданий, и защити мою команду». Он вспомнил, что в последний раз страстно молился, веря в силу молитвы, когда умирала жена. Но его просьба не была услышана, а если и была, то осталась без ответа. Он думал о смерти, о ее окончательности и неотвратимости. Наверное, отчасти коммандера привлекала в работе иллюзия того, что смерть – тайна, которую можно разгадать, и если найти решение, то все неуправляемые взрывы чувств, все сомнения и все страхи получится отложить в сторону, словно одежду…
А потом отец Себастьян заговорил, будто осознал молчаливое присутствие Дэлглиша и ощутил необходимость вовлечь коммандера, даже если только в качестве слушателя, в свою таинственную миссию по искуплению грехов. Красивый голос священника произносил знакомые слова, которые, скорее, звучали как утверждение, а не как молитва. Но они настолько необъяснимо отражали мысли Дэлглиша, что тот слушал их словно впервые, трепеща от благоговения.