Так идут на таран летчики в воздушном бою. Или оба разобьются, или синхронно уйдут в пике, или – проиграет тот, у кого первого сдадут нервы.
Иван Борщевский пересек кабинет. Зашел за спину Ковалю. Приставил ствол к затылку.
– Упёртость – ослиное достоинство.
Подполковник отвел взгляд.
– Бумагу давайте.
Капитуляция.
Большой черный ЗИС гнал в сторону леса, к заброшенной усадьбе.
Другого места, где все должно закончиться, Борщевский с Соболем не видели, планируя финал своей почти что военной операции. Впрочем – почему «почти»: самой что ни на есть войсковой, невероятно длинной как для мирного времени. Но их мытарства, похоже, заканчиваются – так же, как однажды завершается любая, даже самая кровавая война.
Коваль молча вел машину. С того момента, как составил необходимые документы, передав один из них Гонте, а другой – невзрачному аникеевскому заму, подполковник не проронил ни слова. Короткие распоряжения по поводу освобождения майора Гонты из-под стражи не считаются. Так же, как и односложный невразумительный ответ, полученный на фразу: «Товарища капитана до сих пор не могут найти!» Майор пока решил не спрашивать у Борщевского, куда подевался Аникеев, уверенный: без Ивана с Павлом тут не обошлось. Судя по слишком уж многозначительному молчанию, догадывался об этом и подполковник.
Дмитрия не покидало ощущение: в последний момент Коваль не сдержится, выкинет фортель, устроит какую-то гадость, поломает игру. Видимо, нечто подобное передалось Борщевскому: он напомнил подполковнику, что им терять теперь совсем нечего, и первая пуля – в него, там уж как выйдет. Но, видимо, Гонта несколько переоценил подполковника. Впрямь оказавшись из тех, кто поражений не приемлет, упорно идя до конца, в то же время Коваль демонстрировал оборотную сторону подобного качества. А именно: когда принуждают к выбросу белого флага, таких людей сжимает в тиски полная апатия. Подполковнику действительно не хотелось ничего, кроме как поскорее покончить с собственным унижением.
Да, он опасен. Гонта, как никто другой, понимал это. Пройдет совсем немного времени, и Коваль непременно захочет отомстить. Имея власть, он найдет способ. Если же майор Лужин, оценив ситуацию, представит дело в таком свете, что вся вина за срыв операции ляжет на слишком самоуверенного и нерасторопного начальника здешнего УМГБ, подполковник, попав в опалу, наверняка решит форсировать события. Так или иначе, все это обязательно случится.
Потом.
Пока же Дмитрий Гонта сидел рядом с Ковалем, смотрел, как фары рассекают ночь перед машиной, и представлял – еще немного, совсем немножечко, и он, хромая, переступит порог дома. Увидит лицо Анны, заплаканное, испуганное, счастливое, родное, обнимет ее, прижмет к себе, и пусть растает эта противная боль, пусть она уйдет, улетучится до утра. Так всегда случается, когда рядом те, кто думает о тебе и кого любишь ты…