— Разве Шелли не говорила тебе, что я хочу с тобой поговорить?
— Говори, буду слушать.
— Хорошо. Ты должен был сделать фильм, сделать его быстро и с минимумом затрат. Вместо этого ты развел такую лабуду, будто снимаешь «Клеопатру», а у меня в распоряжении все средства Американского Банка. Почему съемки длятся вот уже черт его знает сколько? Ты даже и половины-то не сделал.
— Ты сказал, тебе нужен хороший фильм. Я пытаюсь сделать его для тебя.
— Ты дал труппе завтра выходной. Зачем?
— Завтра Рождество.
— Тебе-то что с того? Или мне? Если я хочу отпустить их отдыхать, я это сделаю сам, понятно? И еще одно: за те деньги, что я плачу этой дамочке, Мур, она должна иметь право голоса. Дай ей возможность заработать эти деньги.
— Саманта собирается внести в картину нечто особенное — то, что от нее хочу получить я.
Бристол попытался подыскать слова для ответа, но не смог. Что-то в Формане вечно выводило его из равновесия, делало другим, держало на расстоянии. Вот как сейчас, когда преимущество перешло от него к Форману. Бристол, почувствовав, что проиграл, стал защищаться.
Но Форман просто не работает продюсером. И Бристол подумал, что знает почему. Форман казался безкровным, никогда не повышал на актеров голос, избегал ввязываться в обсуждения, отказывался спорить с ним.
Бристол уже давно определил его для себя как слабака, труса. И, тем не менее, он так и не в состоянии по-настоящему управлять им… Пара хороших ударов в челюсть сразу исправили бы дело. Если бы «Любовь, любовь» не была такой важной…
— Ладно, Форман, теперь послушай меня. Все съемки должны быть завершены к полудню тридцать первого декабря. Я собираюсь праздновать Новый год свободным и неотягощенным заботами о картине.
— Вот как?
— Вот так, черт бы тебя побрал!
Форман опустошил свой стакан, очень осторожно поставил его на низкую каменную ограду и пошел прочь.
— Эй! Я не закончил говорить с тобой!
Форман остановился, но не оглянулся.
— Так как здесь завтра ничего не будет, я лечу в Нью-Йорк. Буду трясти там своего кинопрокатчика. Когда я вернусь, для тебя будет лучше, чтобы вы здесь все шевелили своими задницами.
— Твое последнее слово?
— Я все сказал, громко и отчетливо.
— Тогда прошу прощения. Без стакана в руке я чувствую себя голым.
Бернард сопровождал французскую звездочку с куклой на груди по ее экскурсии по Вилле Глория. На третьем этаже, обхватив ее пониже спины, он завел француженку в одну из гостевых спален и закрыл за ними дверь.
— Слишком темно, — сразу же сказала она.
— Не бойся, — ответил Бернард, подбираясь ближе к ней.