— Весельчак. — Она долго и пристально смотрела на Формана, потом сделала вывод: — Ты пьян.
— Неправильное грамматическое время. Был пьян, когда-то был пьян, буду пьян снова. В настоящий момент у меня просто похмелье. О, Господи, какое похмелье!
— Прошу тебя, я знаю, конечно я слишком примерная, но не говори Его имя всуе.
Форман состроил гримасу.
— Рождество. Бах! Вздор!
Она улыбнулась.
— Язычник.
— Христианка, — не остался он в долгу. — Эй, похоже, мы начали обзываться.
— Как бы то ни было, как христианка, я не могу оставить тебя страдать. Пойдем со мной, и я позабочусь, чтобы ты получил лечение, которое соответствует твоему состоянию.
— «Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя…»
— Время от времени ты обращаешься к превосходным источникам. Но уж если начал, то скажи и остальное: «Но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить…» Так Руфь говорила Ноеминь[127].
— Эта девица, Руфь, — у нее был несомненный литературный талант.
Грейс отправилась вверх по склону, Форман поспешил за ней. Она оглянулась, стараясь не рассмеяться.
— Для такого распутного кутилы, ты, я смотрю, находишься в неплохой форме.
— Моя форма не такая уж хорошая. Если ты извинишь меня, я думаю, меня сейчас стошнит. — Форман отбежал к деревьям, скрылся из виду. Вернувшись, он выглядел еще слабее и бледнее, чем обычно. — Рождество бывает только раз в году, чему я очень признателен.
Она снова направилась вверх.
— Эй, не бросай меня! Запомни, милосердие тоже христианская добродетель. — Чувствуя дрожь в ногах, Форман пошел вслед за Грейс и, в конце концов, догнал ее. Но дышал он при этом очень тяжело.
Четыре таблетки аспирина из аптечки Грейс сразу и кварта крепкого черного кофе немного погодя — и маленькие человечки в голове Формана были почти окончательно разбиты и отступили. Его нервная система стабилизировалась, а череп изнутри оказался более или менее невредимым. Правда, были моменты, когда глаза Формана функционировали отдельно друг от друга; в один из таких моментов ему все же удалось рассмотреть Грейс Бионди у противоположной стены ее однокомнатной хижины.
— Ты мне так и не сказал, — начала она, — что за самоубийственный порыв привел тебя сюда в глухую ночную пору.
— Со временем ты узнаешь всю правду, — ответил Форман. — Я одержим черной страстью…
— Будь серьезным.
— Моя машина чуть не развалилась на ходу. Я едва спасся от дикой индейской банды, которая хотела безжалостно расправиться со мной. Каша, в которую превратилась моя голова, очень чувствительно реагирует на боль, оскорбления и скрипящие звуки любого происхождения. По вышеуказанным причинам я сейчас серьезен как никогда.