Шелли именно так всегда и считала, но эта птица, летящая над долиной в поисках добычи, обладала таким гордым изяществом… да и питалась она только уже умершими созданиями — в отличие от хищников в человечьем обличье, с которыми Шелли уже имела дело… Но она ничего не ответила: Бристол не любит, когда с ним спорят. Он рассердится, замолчит на несколько часов, не будет с ней разговаривать. Помимо всего прочего, она всегда чувствовала себя виноватой, как будто совершила какое-то ужасное преступление.
— С-сукины дети! — «кадиллак» резко затормозил, и Бристол нажал на сигнал. В закрытой, созданной автомобильным кондиционером атмосфере машины гудок прозвучал слабо, неотчетливо и как-то по-мексикански. — Что за страна, ты только подумай!
Впереди, в нерешительности пощипывая мох, растущий из трещин в асфальте, бесцельно бродило по дороге с десяток коз.
— Ой, Харри, какая они прелесть!
— Да меня от одного их вида тошнит! — Бристол с такой силой нажал на сигнал, что тот отозвался разгневанным стаккато.
На насыпи вдоль дороги материализовался худенький мальчишка в белых calzónes[3]; он уставился на длинный черный автомобиль, и при виде диковинного экипажа в его широко открытых глазах засветилось любопытство.
Бристол открыл окно и высунул голову наружу.
— Vamos[4], señor[5]! Уберите этих чертовых коз с дороги! Vamos, прошу вас!
Пастух показал зубы в улыбке и бросил в коз несколько камешков. Животные не спеша, мелкими шажками, словно важничая, сошли с дороги.
Когда машина тронулась, Шелли помахала рукой пареньку, а тот помахал ей в ответ.
— Он такой милый, Харри! А ты видел там маленьких козляточек! Какая прелесть!
— Твоя беда в том, что ты слишком нежна. Ты должна учиться. Дети, вроде этих, все одинаковы: только дай им волю — глаза тебе выцарапают!
Шелли откинулась на сиденье. Временами Харри казался ей ничем не отличающимся от других мужчин, которых она знала в своей жизни, — эгоистичных и честолюбивых, бессердечных и безжалостных к другим, легкомысленных и заурядных. Но иногда он был заряжен энергией и силой, он строил планы и проекты, — и это были планы, в которых Шелли тоже принимала участие, планы, обещающие ей жизнь полнокровную, жизнь, стоящую ее, жизнь, столь желанную ей. «Он непростой человек, его трудно понять, а сейчас он просто старается вывести меня из себя.» Шелли позволила своим глазам закрыться и потянула в себя воздух, чтобы вновь обрести тот всепроникающий запах козьей шерсти и острый аромат маиса и перца чили, исходивший от мальчика. Но ничего этого не осталось в салоне машины — она ощутила лишь прохладный резиновый привкус кондиционированного воздуха.