— Очень мило, — раздался чей-то голос.
На следующей скамье — две девушки-американки. Обе молоды и привлекательны, с длинными, беспорядочно распущенными волосами, в джинсах и свободных мексиканских блузах.
— Знак отличия, — сказал Чарльз.
— Это мы сразу поняли, — ответила та из девушек, что была посимпатичней. — Ты можешь пересесть к нам, если хочешь.
Они подвинулись, освобождая ему место между собой. Чарльз неловко плюхнулся на лавку, ушиб копчик и стал внимательно рассматривать свои туфли.
— Это исключительно добросовестная работа. Я хочу сказать, в Нью-Йорке, например, за такое наверняка содрали бы полдоллара.
— Ты что — финансист? — спросила вторая девушка.
— Не совсем.
— Тогда к чему столько разговоров об одном и том же?
— Однажды…
— А о чем ты еще можешь поговорить? — поинтересовалась Первая.
— Хотите услышать все об истории Акапулько. Я случайно являюсь крупным специалистом в этой области.
Вторая девушка прижала к губам пальчики, пряча улыбку. Ее подруга нахмурилась.
— Может, ты один из них? — Она показала пальцем себе за спину, на монумент героям.
— Из них, — машинально ответил Чарльз. — Из нас. — А все это время я думал, что я — просто я…
— Что-то мне он не нравится, — высказалась вторая девушка.
— Ой, да он нормальный парень, — возразила ее подруга. — Как тебя зовут?
— Чарльз.
— Я Беки, Ребекка полностью, а она Ливи, сокращенно от Оливии.
— Привет.
— Ты новенький? — спросила Ливи.
— Мы приехали только вчера.
— Кто это «мы»?
— Тео и я. Мой отец.
— Твой отец!
Ливи застонала, а Беки спрятала лицо в ладонях.
— Твой отец, — повторила Ливи еще раз.
Чарльз покивал головой, несколько раз покачав ею вверх-вниз — тем особым образом, который всегда так докучал Тео.
— Вы правы, совершенно правы. Моя история длинна и печальна. Во-первых, Тео и Джулия разведены…
— Большое дело! — фыркнула Ливи.
— Старая история, — сказала Беки.
— Но погодите, Тео мечтает быть моим приятелем, стать мне другом по жизни.
Ливи, ссутулившись, издала жалобный вой.
— У тебя история, а у меня жизнь.
— И у меня, — быстро отозвалась Беки, но в голосе ее не было злобы. — Только мои предки были рады, когда я от них свалила. Знаешь, какой у матери пунктик? Жизнь мне постоянно объясняла. Но это была ее жизнь, ее растраченная впустую, ее жадная до денег, ее провинциальная дерьмовая жизнь!
— Да что все они знают о жизни? — поддержала подругу Ливи. — Об их жизни, о твоей, о моей?
Чарльз не слушал ее. Его глаза были прикованы к Беки. Он решил, что она — одна из самых прекрасных девушек, встреченных им в жизни: мягко очерченный овал лица, зеленоватые глаза, губы, всегда готовые улыбнуться. У нее была длинная и изящная шея, а когда Беки шевелилась, под мексиканской блузкой свободно двигалась и ее грудь.