— Думаю, не стоит.
— Всего пятьдесят песо за рисунок углем. Восемьдесят за пастель. Сотня за акварель.
— Нет, благодарю вас.
— Не спешите. Со мной можно договориться. Сделайте мне заказ.
— Спасибо, нет.
Он поднял верхнее плечо.
— Тогда, может быть, mañana[75]. Или послезавтра. Я здесь каждый день.
Что-то заставило Шелли заколебаться, какая-то знакомая тень в его глазах — что-то от ее самой?
— Хорошо, — решилась она. — Нарисуйте мой портрет углем.
— На акварель уйдет ненамного больше времени. В цвете вы будете восхитительны.
— Углем, — твердо сказала она, сама удивляясь своему выбору.
Шелли села на стульчик и повернула лицо, как он ей сказал. Он несколько мгновений всматривался в нее, а потом его рука широкими, уверенными движениями набросилась на бумагу. Из ничего возникли линии и тени, а из них начало проглядывать лицо.
— Это всегда будет вам напоминать об Акапулько, когда вы вернетесь… — вы откуда приехали?
— Последнее время я жила в Лас-Вегасе.
— Под жарким солнцем Вегаса меня тысячу раз раздевали до нитки…
— Вы играете?
— Ясное дело. Неудачник — все время проигрываю. Пристрастился.
— У меня тоже так было, с игральными автоматами. Потом бросила.
Его рука летала над бумагой.
— Сколько вы еще здесь пробудете?
Она заколебалась.
— До конца месяца. А вы?
— До тех пор, пока держится волна туристов. На следующей недели они валом повалят сюда, отмечать Рождество.
— А вы всегда были художником?
— Занимался и другими вещами. Преподавал художественное восприятие в Индианаполисе, богатеньким студентам. Для них живопись начинается с Энди Уархола[76], а музыка с «Джефферсон Эйрплейн»[77]. — Ему, казалось, понравилось, когда Шелли засмеялась. — Смех идет вам. Он украшает ваше лицо.
Комплимент, как всегда в подобных случаях, смутил Шелли.
— Расскажите мне еще о себе, — попросила она.
Он рассказал, что как-то давно пробовал серьезно рисовать, но скоро обнаружил, что мир переполнен художниками, «многие из которых такие же плохие, как я сам. Тем не менее, пока я обретался в Нью-Йорке, понял, что мое восприятие прекрасного значительно больше развито, чем моя способность воспроизводить его на бумаге».
— Для меня Нью-Йорк слишком велик, слишком быстр и там слишком много народа, — призналась Шелли.
— Все верно. Но он великолепное место для того, чтобы учиться. Я, например, впервые узнал там об оргоновых ящиках.
— О каких ящиках?
— Как я понял, «оргоновый» означает «омолаживающий». Вообще-то, это теория Вильгельма Рейха[78], это ученик Фрейда. Рейх полагал, что только с раздражением, гневом и всем таким прочим человек теряет огромные количества сексуальной энергии, которая вроде бы как рассеивается в атмосфере. Рейх решил, что если человек сядет в деревянный ящик, обитый изнутри железом, то человек сможет вернуть, вновь впитать своим телом часть этого заряженного сексуального воздуха, оргоновую энергию. Я построил для себя такой ящик и поставил его в углу своей спальни. И ежедневно по часу сидел в нем, ровно шестьдесят минут каждый божий день.