Форман приготовился к битве, открыл рот, чтобы возразить, но, прежде чем он смог вымолвить хоть слово, выражение лица Бристола внезапно и трагически изменилось.
— Опять! Опять эти чертовы кишки!
Форман наблюдал, как его продюсер неуклюже семенящей походкой пытается добраться до входа в отель, и упорно старался не радоваться слишком сильно. «Невезуха.»
Городской рынок Акапулько почти ничем не отличался от рынков в других городах и селениях Мексики. Точно так же вдоль прилавков бродили туристы и местные жители, точно так же они торговались, точно так же покупали.
Мужчины и женщины громко нахваливали свои товары и выкрикивали цены, а дети у лотков тем временем играли в свои игры. Церковный колокол в отдалении исправно отмечал каждые полчаса, мальчишки разносили номера «Эксельсиор» и «Ньюс».
Повсюду стоял смешанный запах свежих и гниющих фруктов, жареной рыбы, мяса, слишком долго пролежавшего на солнце, а также аромат шашлыка, поджаренных такос, свежеиспеченных тортилий. Тут и там высились аккуратные пирамиды апельсинов и бросались в глаза желто-зеленые пятна банановых гроздьев, которые, казалось, никто не в силах подсчитать. Прилавки были завалены перцем чили, специями и пряностями, травами, манго, зелеными кокосовыми орехами, лечебными чаями.
Форману доставляло настоящее удовольствие бывать на этих мексиканских рынках. Ему нравилось бродить по ним, нравилось покупать у добродушно настроенных торговцев, нравилась та импровизированная смесь скудного испанского, плохого английского и выразительного языка жестов при совершении покупок. А теперь он задержался, чтобы рассмотреть хлопчатобумажную толукскую[81] рубашку, украшенную красно-синим шитьем.
— Что вы желаете приобрести, покупатель? — пропел лавочник на своем мелодичном испанском. — Что я могу вам предложить?
— Ничего, — ответил Форман.
— Ага. Чем могу вам помочь? Вам понравилась эта рубашка, — уступлю вам в цене. Дешево отдам. За сколько хотите?
Форман разогнул указательный палец.
Торговец улыбнулся и пожал плечами:
— Тогда, наверное, завтра.
— Тогда, наверное, завтра, — повторил Форман и пошел дальше, почти не ощущая физически, как его толкают и теснят мексиканцы, пробирающиеся по запруженному рынку. На протяжении первых нескольких недель пребывания в Мексике Формана раздражал этот постоянный телесный контакт: люди подходили слишком близко, они вечно толкались локтями, ежесекундно пихались, прижимались и отталкивали друг друга. Со временем, однако, Форман привык к такой манере передвигаться, осознав, что постоянное физическое давление, все эти толчки и тычки, все эти оттирания локтями и плечами на самом деле осторожны и мягки, что они лишены враждебности, скажем, Нью-Йоркской Таймс-Сквер