После очередного тамбурного пролета Гоша свернул налево. И тут друзья нос к носу столкнулись с худой, нескладной девушкой-подростком в цветастом халате и с наушниками плеера на ушах. Девушка походила на кузнечика – она была очень худой, короткостриженой и какой-то угловатой.
– Томка! – воскликнул Гоша и потянулся к воспитаннице интерната. – Фига се ты вымахала!
Девушка заулыбалась, стянула наушники, смущенно мазнув взглядом по Игорю и Семену.
– Привет, – ответила она.
Парни вразнобой поздоровались, а Гоша уже махал кому-то находящемуся дальше, у окна.
Только сейчас Фомин обратил внимание, что все вокруг внезапно из полупостого и стерильного медблока превратилось в студенческую общагу или в корпус молодежного лагеря отдыха. В воздухе витала какофония из различной музыки, приглушенного смеха и гитарного бренчания. Коридор преобразился, на стенах появились какие-то листы с надписями и репродукции картин, из висящих под потолком колонок приглушенно бухала клубная музыка. По обе стороны располагались двери в комнаты или палаты – неизвестно как их тут называют. Их было немного, не больше десяти. Насколько успел заметить Фомин, комнаты рассчитаны на двух или трех жильцов. Почти везде двери были открыты нараспашку, но у многих входной проем занавешен тюлем или одеялом. Видимо, юношеский максимализм таким образом боролся за свое личное пространство с местными правилами держать доступ в комнату свободным.
Друзья шли мимо этих комнат, и Фомин не мог себя заставить не смотреть, хотя и чувствовал от этого неловкость. Ему было любопытно что же это за место, что тут живут за люди, как они вообще могут находиться так долго в четырех стенах?
Впрочем, жили здесь обычно. Кто-то играл в компьютер, кто-то валялся на кровати перед телевизором, кто-то качал пресс на полу. Каждая комната представляла собой определенный микромир, который пытались создать вокруг себя ее жильцы. В ход шли плакаты любимых поп-идолов, фотографии, памятные календарики и магнитики, самодельные фенечки, макраме и всевозможные мягкие и не очень игрушки. В общем, обычные комнаты обычных подростков. За исключением ряда деталей – стоящих у кроватей капельниц, небольших окошек в дверях, а также мощных щеколд с внешней стороны. Ну и конечно, самих воспитанников.
Некоторые из них предпочитали даже в четырех стенах носить кепки, банданы или темные очки. У одного парня левая рука настолько высохла и изменилась, что походила на заросшую серебристым мехом тяпку. Кто-то прятался в темноте, сверкая оттуда неестественно круглыми глазами. Кто-то в оцепенении стоял у окна, неестественно изогнув конечности в разные стороны, кто-то сидел на полу, сгорбившись и обхватив голову руками, кто-то накрылся одеялом с головой. Другие обитатели специнтерната не обращали на них внимания, привыкшие к собственным и чужим особенностям.