Акхан боялся, что его слова обидят побратима. Но ягуар прекрасно понимал их справедливость. Он и сам чувствовал, что его народ словно отгорожен от окружающего мира непроницаемой стеной. Там, на дне, так хотелось вырваться. А здесь — спрятаться от внезапно распахнувшегося во все стороны пространства. Болела обожженная подземным пламенем кожа, нервы казались обнажены, даже слова, произносимые с видимым трудом, причиняли боль.
— Но ведь Принц Победитель не оставит своего сына без помощи и покровительства? — вымучил из себя тольтек.
Акхан обнял его за плечи и подтолкнул вперед к гиперборейским телегам.
— Род Ягуара всегда будет моим родом. Я признаю Шкик и ее ребенка своей семьей. Но они уйдут с тобой и наследуют тебе.
Ульпак кивнул. Оба понимали: происходит именно то, что было назначено для них судьбой еще в первый день встречи.
Две недели караван гиперборейцев шел по Рифейским горам. Люди терпели холод, ветер и порой на руках перетаскивали поклажу и животных через пропасти. На исходе четырнадцатого дня перед глазами путников открылась занесенная снегом равнина. С кручи она была видна до самого горизонта. Во многих местах ее прорезали реки. Стеной стояли сосновые леса, в их зеленом тугом море тут и там виднелись наплывы озер. Край был огромен и дик, но его не коснулась гроза, прогремевшая далеко на севере.
— Это ли наш новый дом? — с тревогой спросил Акхан у скальда.
— Не знаю, — отозвался тот. — Я лишился дара прорицания. Что скажет Атли?
— Друзья мои, я слепой, — с добродушной усмешкой ответил мальчик. — По мне, чем скорее мы начнем рубить дома, тем больше детей выживет до весны. А там посмотрим.
Конунг глянул на Дею, кутавшую расчихавшегося в последние дни сынишку в истертую баранью шубку, и махнул рукой:
— Приказываю спускаться!
Радостный гул голосов был ему ответом.