— На построение я опоздал, — признался Гурин. — С мамой долго прощался. Он упрекнул меня оккупацией, а я в ответ ему тоже что-то сказал. Не помню уже, что…
— Оккупацией? Да, дураков не сеют, не жнут… Ладно, иди во взвод. Не обращай внимания, — посоветовал Иваньков ему вдогонку.
Гурина очень тронуло такое участие лейтенанта в его делах, он сразу перестал чувствовать себя одиноким и, обрадованный и будто освобожденный от какого-то тяжкого груза, налегке побежал к ребятам.
Во второй половине дня занятия были снова всей ротой. Лейтенант учил, как отбивать танковую атаку. Главное, говорил он, не надо бояться танка. Бей по смотровым щелям, целься в них. «Ослепнет» — остановится. Бросай гранаты под гусеницы. Бей бутылками с горючей смесью. Надвигается на тебя танк — не робей, пригнись пониже в траншее, ничего он с тобой не сделает, пройдет, а ты ему с тыла бутылкой или гранатой…
Хорошо говорил лейтенант, увлеченно, и солдат заражал боевым настроением, выгонял страх из неопытных душонок. И в самом деле, рассуждал Гурин, чего бояться танка, это же неуклюжее, медлительное создание, под стволом у него, оказывается, стань, и он не возьмет тебя — «мертвая зона». Главное — без паники.
— А сейчас я покажу вам, как обращаться с противотанковой гранатой и с бутылкой с горючей смесью.
Но действие ни той, ни другой он показать не успел. Прибежал связной и сказал, чтобы вся рота сейчас же, в срочном порядке была построена у заброшенного карьера, — связной указал, где этот карьер. Туда уже направлялись со всех концов поля другие подразделения.
Лейтенант быстро привел роту к маету построения. Там распоряжался какой-то майор — указал место Иваньковой роты, побежал к другим.
Кроме майора, здесь бегали и другие офицеры — какие-то они были все возбужденные, суетливые и молчаливые. Чем-то тревожным веяло от всех, и эта тревога невольно передалась и солдатам. Они затихли и ждали, что будет.
— Судить будут одного гада, — шепнул сержант Семенов. — «Эсэсовца».
— Немецкого шпиона поймали? — удивился Гурин.
Сержант взглянул на него, усмехнулся:
— Самострела, чудак.
— Как это?
— Как! Струсил и, чтобы поскорее выбраться с передовой живым, прострелил себе либо руку, либо ногу. Ранило, мол, а там госпиталь, думает, прокантуется какое-то время. Но это дело не скроешь, врачи сразу видят, что за рана.
— Сам в себя стрелял? — еще больше удивился Гурин и, представив себя на месте того солдата, поежился: нет, он так поступить не смог бы.
Сержант снова оглянулся на Гурина:
— Чего удивляешься? Такие прохиндеи, брат, есть — что хочешь над собой сделают, лишь бы на передовую не попасть. А за них пусть воюют другие. Это те же дезертиры, а может, даже и похуже.